Театр начинается с выстрела - Марина Серова

— Да уж! Ваш Борька действительно козел, — только и смогла заметить на это я и вернулась к прежней теме: — А про склад для мебели — это правда?

— Так у Димки ж ни гроша за душой, чего он снять может? У Дашки — тоже, она с Веркой Морозовой квартиру пополам снимает. Вот они на складе и трахаются. Да об этом весь театр знает. Но за его стенами все чинно и благородно: приходят врозь, уходят врозь и вместе нигде не появляются. У Томки братья — мужики горячие, второй раз они такое оскорбление сестры Димке не простят — вышибут коленом под зад, ну и кому он будет нужен?

— А то в театрально-киношном мире сплетни не распространяются со сверхзвуковой скоростью, — иронично заметила я.

— Ты глянцевые «Мурзилки», что ли, читаешь? — усмехнулась она. — Так там девяносто девять процентов брехни. Все эти романы, разводы, помолвки, скандалы и так далее высосаны из пальца. А Томка в этом мире выросла и цену всем этим слухам знает. Даже если до нее что-то и доходит, она предпочитает делать вид, что слепоглухонемая — раз сама своими глазами не видела, значит, этого нет.

— А мы ее, как котенка, носом в молоко потыкаем! — пообещала я. — Скажите, неужели ключ от склада так просто взять?

— Чего же сложного? Скажет, например, Воронцов, что ему для какой-то сцены кресло надо присмотреть, и возьмет. Только, я думаю, они себе уже давно дубликат сделали.

— И когда они плотскими утехами занимаются? — поинтересовалась я, мысленно похвалив себя за то, что не оставила сумку в гримерке Анны, а взяла с собой. — Я имею в виду, в какое конкретно время? И ключик бы мне от этого склада. А еще выяснить, какой именно сотовый у Воронцова и его номер. Подсобите?

— Женька! Ты чего задумала? — грозно воззрилась на меня Ковалева.

— Я так понимаю, что у Воронцова было тяжелое детство, деревянные игрушки, и никто ему не объяснил, что хамить нехорошо. Я хочу исправить это упущение, — глядя на нее честными глазами, объяснила я. — Анна здесь будет совсем ни при чем! Да и я тоже. Это высшие силы его на путь истинный наставят. И я вас уверяю, что он все осознает и покается. А время их романтических свиданий вы мне все-таки скажите, потому что терять его как-то не хочется. Или вам доставляет удовольствие смотреть, как Анна мучается?

— Черт с тобой! — согласилась Александра Федоровна. — Возьму я для тебя ключ! А трахаются они там, когда Воронцов перерыв в репетиции объявляет. Все, конечно, знают для чего, хихикают потихоньку, но молчат. Пошли! Скажу Степанычу, что мне скамеечка для ног нужна, отекают, мол. А вот насчет сотового?.. Номер-то у помрежа я узнать могу, но вот какой он?..

— Будем надеяться, что не антиквариат и уж MMS как-нибудь примет, — пробормотала себе под нос я.

Спустившись вниз уже по другой лестнице, Ковалева оставила меня возле какой-то двери, а сама ушла. Через некоторое время она вернулась с листком бумаги, на котором был написан номер сотового телефона, протянула его мне и, отпирая дверь склада, пробурчала:

— Пришлось врать, что дальняя родня из провинции участвовала в массовке в одной из постановок Воронцова и теперь хочет ему показаться — вдруг понравится, и он ее в столичный театр возьмет. Я сама, дескать, с ним говорить отказалась, так она умолила меня хоть номер его телефона достать, а там уж она сама его уговорит. Помреж у нас человек неглупый, тут же понял, что вранье это чистой воды, но он и сам от Воронцова натерпелся, а мужик он злопамятный, так что дал номер без звука. А еще сказал, что у него смартфон последнего поколения.

— Вот видите, у нас уже и союзник появился, — подбодрила ее я.

Войдя на склад, Ковалева действительно начала искать себе скамеечку, а я под ее взволнованный шепот — «А что это такое? Ты чего делаешь? А это зачем? И что из этого получится?» — сориентировалась и закрепила камеру наверху стоявшего возле стены шкафа так, чтобы разложенный прямо посередине комнаты диван, кстати, застеленный несвежей простыней, был точно в фокусе. Выйдя из склада и заперев за нами дверь, Александра Федоровна со скамеечкой в качестве вещественного доказательства чистоты своих помыслов и деяний отправилась возвращать Степанычу ключ, а я поднялась к костюмерной и ждала ее там. У вернувшейся Ковалевой глаза от любопытства горели, как два прожектора.

— Женька! Еще и ты мне нервы мотать будешь? — с ходу начала она. — А ну рассказывай, что ты натворила и чем это нам поможет!

Я задумалась, как бы подоходчивее объяснить технически отсталому человеку, что и для чего я сделала, но, увидев, что она уже наладилась дать мне подзатыльник, быстро ответила:

— Александра Федоровна! Камера запишет все, что будет происходить на складе, а мы потом сможем это посмотреть.

— Эта крохотулька? — недоверчиво спросила она, и я кивнула. — А если у нее батарейка сядет?

Тяжко вздохнув, я стала объяснять ей принцип работы камеры. Вряд ли она поняла из моих слов хотя бы десятую часть, но благоразумно не стала углубляться в технические тонкости, решив, что тогда запутается еще больше.

— Скажи, что мы в результате получим? — потребовала она.

— Увидите! — многообещающе заявила я и не только успела увернуться от подзатыльника, но и перехватить ее руку, а то она ударилась бы о стеллаж, возле которого я сидела. — Ждать-то немного осталось, потерпите! — попросила я гневно сопевшую костюмершу.

— Стара я стала, — с горечью произнесла она. — А ведь я раньше мух так ловила, и ни одна от меня не ускользнула.

— Да вы и сейчас хоть куда. Просто у меня класс ускользания выше, чем у мух, — попыталась я утешить ее.

— Паршивка! — уже беззлобно буркнула она и, посмотрев на часы, сказала: — Обычно в это время Димка с Дашкой развлекаться ходят. Пошли-ка мы вниз. Анечка, наверное, уже у себя или вот-вот подойдет.

— Только вы ей ничего не говорите — не стоит ей знать, что мы сделали, — попросила я.

— И как я, недогадливая, столько лет на свете прожила? — съязвила она.

Ковалева оказалась права — Анна была уже в своей гримерке. Она сидела на диване с закрытыми глазами, сброшенные туфли валялись рядом, а ноги она положила на придвинутый стул. И, к величайшему моему удивлению, она курила, поставив пепельницу рядом с собой.

— Сейчас я тебе пустырничек дам, — засуетилась костюмерша.

— Не надо, я уже выпила, — тихо ответила Ермакова.

— Может, лучше корвалол? — шепотом спросила я у Ковалевой. — Я мигом сгоняю в аптеку.

— Я его не принимаю, там бром, — услышала меня Анна и попросила: — Сашенька, сделай мне лучше чаю.

Ковалева хлопотала вокруг нее, а я сидела в сторонке, глядя на осунувшееся лицо Ермаковой, и думала о том, что ей ведь вечером еще и спектакль играть. Это какие же нечеловеческие моральные и физические силы надо иметь, чтобы жить в таком напряжении, когда на тебя со всех сторон неприятности валятся? В театре — Воронцов, вне театра — Тихонов! Эдак ее обновленной внешности надолго не хватит! Утешало меня только то, что Воронцов вот-вот получит по зубам так, что «навсегда потеряет к людоедству аппетит», ну а с Тихоновым тоже разберемся по ходу дела.