Сокровище рыцарей Храма - Виталий Гладкий

— Здесь какой-то план! — удивленно воскликнул Глеб.

Он взял в руки трансформировавшуюся пластину и перевернул ее — все еще пытался сообразить, как действует таинственный механизм.

— Хе-хе… — дед Ципурка быстро-быстро потер ладонями — будто озяб. — Это как раз то, о чем мы сейчас будем разговаривать.

Гравированная картинка (как и гербы на лицевой части пластины) тоже была выполнена искусным гравером. В этом Глеб убедился, когда начал рассматривать ее через лупу. Изображение оказалось детальным планом части какого-то города. Глебу на какой-то миг показалось, что он уже где-то видел такой план, но где именно и что за местность на нем изображена, он не вспомнил.

План был так тонко выгравирован и настолько детален, что уже сам по себе являлся выдающимся произведением искусства. Между миниатюрными домиками и церквушками мастер сумел воткнуть совсем уж крохотные фигурки горожан, которые спешили по своим делам.

— Что это за местность? — спросил заинтригованный Глеб, потому что на плане не было никаких надписей, и подумал: «Обалдеть… Ну и работа. Гравер будто лазером орудовал. Такая классная проработка деталей… никогда прежде не видел ничего подобного».

— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, — философски ответил Ципурка.

В свое время он слыл заядлым преферансистом и в былые годы даже участвовал в неофициальных турнирах профессионалов карточных игр. Поэтому в его речах иногда проскальзывали жаргонные словечки картежников.

— Это точно, — сухо улыбнулся Глеб.

Он уже взял себя в руки и спрятался, как краб-отшельник, в свою обычную ракушку деловитости и здорового скептицизма. Глеб уже начал догадываться, зачем дед Ципурка устроил это рандеву, но некие тайные соображения держал при себе.

И все же он не угадал. Ципурка не стал ходить вокруг да около, в своей обычной манере, а сказал прямо:

— Эту вещь я дарю тебе.

— Не понял… — Глеб опешил. — С какой стати? Извините, но я должен спросить… Мы ведь не родственники, и не настолько близки, чтобы вы дарили мне такие ценные подарки. Эта антикварная штуковина, как мне думается, стоит больших денег.

— Ты даже не представляешь, каких больших… — Ципурка вдруг нахмурился. — Скажу правду: будь я моложе лет эдак на двадцать, этого разговора не было бы. Но я уже стар и доживаю последние дни. И мне не хочется забирать эту тайну с собой в могилу.

— Тайну?..

— Да, мил дружочек, тайну. У меня достаточно оснований утверждать, что на этом плане указано место, где зарыт клад. А чтобы план не потерялся, не подмок или не сгорел, что часто случается с бумагой или пергаментом, его выгравировали на этой пластине с секретом. Вот и весь сказ.

— Но почему именно мне?

— Потому, что у меня нет достойных наследников, — с горечью ответил Ципурка. — Как я говорил, мои родственники свое уже получили… и еще получат — с банковского счета. Когда я упокоюсь. Никто из них не пожелал заниматься археологией. Они даже смеялись над моим увлечением, считая его несерьезным. Правда, до поры до времени… Но это мои семейные дела, они тебя не касаются.

— И вы, значит, решили сделать меня душеприказчиком… — тут уж Глеб не сумел сдержать иронии.

«Ну, начинается…» — подумал он с тоской. Сколько раз Тихомирову-младшему приходилось слышать подобные предложения, которые на поверку оказывались пустышкой. В маленьком мирке «черных» археологов за ним закрепилась слава не только везунчика, но и специалиста высокого класса, который, прежде чем выйти в «поле», всегда проводил обстоятельный архивный поиск. И он умел это делать как никто другой. Так учили его дед и отец, потомственные кладоискатели.

Поэтому предложений начать совместный поиск было — хоть отбавляй. «Но зачем деду Ципурке еще одно приключение на старости лет? — недоумевал Глеб. — И кстати, он ведь собрался в ближайшее время отправиться на небеса. Если, конечно, верить его словам…»

— Вроде того, — ответил Ципурка. — Только ты не думай, что я навязываю тебе свою компанию. Отнюдь. План теперь твой, и ты волен им распорядиться как тебе заблагорассудится. А я… я уже настолько стар, что самому временами становится страшно. Иду и думаю: вот сейчас упаду и рассыплюсь на запчасти. И никто не успеет меня вовремя собрать.

— Вы бы наняли служанку, — осторожно сказал Глеб. — В наше время слуги уже не гримасы проклятого капитализма и не диковинка, а образ жизни.

— Что ты, мил дружочек! Чужие люди в доме, где полным-полно разных дорогих и весьма соблазнительных вещиц… Нет-нет, незачем губить невинные души. Служанка не удержится от искушения, начнет воровать, а это уже будет грех… и не только ее, но и мой. Ведь я выступлю в роли искусителя.

— А почему бы вам не пожить у своих родственников?

— Предлагали. Но я отказался.

— По какой причине?

— Ох, Глебушка… — дед Ципурка покривился; наверное, изобразил мрачную улыбку. — Ничего ты не понимаешь… Весь тот антиквариат, который меня окружает, — мои близкие друзья. Исследуя раритетные вещицы, я беседую с ними, и они постепенно открывают мне свои тайны. Я не могу представить, что кто-то — пусть и родной мне человек — может вмешаться в наш диалог. Это будет нетерпимо.

— Вот теперь до меня дошло. Извините…

— Ты еще совсем юн… И, наверное, не знаешь, что у вещей есть что-то такое… нет, не совсем душа… но близко к этому. Вещь может полюбить человека, а может и отвергнуть его. Да-да, это так, не смейся! Станешь постарше — поймешь, о чем я говорю.

Глеб благоразумно промолчал. Он уже знал, что деда Ципурку иногда переклинивает и он начинает философствовать. Все было бы ничего, но его философия не походила ни на какую-либо другую и очень попахивала мистикой и фантастикой. Такие философские «лекции» могли длиться часами, но Ципурка сразу же замолкал, если ему не поддакивали; или не вступали с ним в околонаучный спор.

На этот раз старый кладоискатель сдержал свои инстинкты ментора. Он коротко вздохнул и перешел к самой сути дела.

— Восемнадцать лет назад, — начал Ципурка, — ушел из жизни один мой добрый приятель. Можно сказать, друг. Но он был гораздо старше меня. Так получилось, что мы жили на одной улице, в одном доме, и наши квартиры находились на втором этаже — дверь в дверь. Оскар (так его звали) был очень одинок и всегда чего-то опасался. Уже перед самой кончиной он признался, что никогда не расстается с револьвером, даже в ночное время держит его под подушкой.

— Это уже диагноз… — пробурчал Глеб.

— Что ты сказал?

— Говорю, что ему нужно было лечиться. У вашего друга была какая-то фобия.

— Не исключено. Однако я думаю, что все страхи Оскара были отнюдь не беспочвенными. Когда он умер и его похоронили, какие-то люди взломали дверь квартиры Оскара и перевернули все в ней вверх дном. Они что-то искали.

— Я догадываюсь, что именно, — сказал Глеб, чувствуя, что начинает волноваться.