Обри Бердслей. Биография - Мэттью Стерджис

Джордж и Обри стали близкими друзьями и теперь после уроков часто сидели рядом в одном из классов. Они грелись около батарей, рисовали смешные картинки и развлекали друг друга до тех пор, пока их посиделки не прекратили педагоги – оба очень плохо, но очень похоже сдали экзамены. Впрочем, их дружба не прекратилась. Мальчики посещали внеклассные уроки рисования под руководством Генри Эрпа, превосходного акварелиста, приверженца старой школы.

Они были слишком смелыми в творчестве, что не могло не иметь последствий. Скоро мистер Эрп вежливо, но твердо объяснил обоим, что они впустую тратят время, так как не имеют таланта к рисованию и им лучше отказаться от этого занятия. Ничуть не обескураженные, Джордж и Обри вернулись к самостоятельному обучению. Их учебником стало «Руководство по карандашному рисунку» Г. Р. Робертсона. Мальчики показывали свои работы не только Годфри и Эрпу, но и Кингу, а также одному из классных наставников – мистеру Пэйну. Кроме того, они выносили свои рисунки на суд еще более строгого жюри – сверстников.

Действительно, подавляющая часть подростковых рисунков Бердслея была создана для развлечения его одноклассников. Их преобладающая черта – юмор. Карикатуры, шаржи и жанровые сценки, пародийные иллюстрации к учебникам отражали желание автора забавлять, удивлять и подрывать авторитет мира взрослых людей. Художественные достоинства этих работ невелики, в них явно чувствуется влияние иллюстраций Гилберта Бекетта к «Комической истории Англии» и карикатур Кина и Дойла из журнала Punch. Обри также нравились рисунки Фреда Барнарда, особенно его карикатуры на английского трагика Генри Ирвинга, прославившегося исполнением драматических ролей в произведениях Шекспира. Бердслей создал множество собственных рисунков в стиле «Ирвинг а-ля Фред Барнард», во многом подобно тому, как Томми Трэддлс в «Дэвиде Копперфилде» рисовал скелеты, выбрав это как средство для выражения своих эмоций.

Карикатуры на педагогов и директора, а также эскизы комичных сцен из школьной жизни, хотя и переработанные в воображении Обри, были основаны на пристальных наблюдениях[12]. Кинг пытался поощрить эту ипостась таланта Бердслея (и одновременно уменьшить обиду, которую он мог причинить), привлекая мальчика к созданию «моментальных портретов» на так называемых открытых днях в пансионе. Существуют также наброски, отражающие попытки юного художника, судя по всему, при работе с моделью, овладеть навыками изображения предмета (скрипки) в перспективе, но такие примеры с привлечением натурщиков немногочисленны [9].

Архитектура Брайтона, то есть городской пейзаж, почти отсутствует в подростковой живописи Бердслея, хотя он хорошо изучил его во время учебы в школе. Особенно Обри любил пристань Олд-Чейн и приходил туда при любой возможности. Изящные причалы, барочные красоты Королевского павильона и своеобразный шик набережной – все это сыграло роль в развитии его мастерства как рисовальщика, но усваивалось постепенно. Как свидетельство того, что он вообще пытался работать на пленэре, нам в наследство остался лишь незавершенный пастельный рисунок виадука, пересекающего дорогу из Брайтона. Ни одного эскиза с изображением загородной местности не сохранилось. Хотя впоследствии Бердслей любил нарочито выражать свое презрение к природе, будучи подростком, он наслаждался прогулками среди холмов Сассекса. Он полюбил пейзажи Саут-Даунса и описывал их как одновременно эмоциональные и эстетичные – очень редкое сочетание в природе. Обри называл их невыразимо прекрасными… Возможно, это удерживало мальчика от попыток воспроизвести их на бумаге.

Вдохновение в то время Бердслей черпал в первую очередь из книг. Если школьные занятия и учителя обеспечивали ему живой материал для шаржей и жанровых сцен, то книги предлагали другую, простую и понятную основу для юмора. Он использовал известные сюжеты, но король Иоанн Безземельный, с улыбкой подписывающий Великую хартию вольностей, и папа римский, тяжело опирающийся на Церковь, были им уже интерпретированы по-своему. Осенью 1886 года, когда Бердслей вместе с остальными учениками изучал вторую книгу «Энеиды» Вергилия, он воспарил к новым творческим высотам. В приливе вдохновения Обри сам стал переводить поэму, сложил непочтительную песенку об Энее, попытавшемся ускользнуть из осажденного города на воздушном шаре, и создал серию из 19 комических рисунков, иллюстрирующих бегство из Трои. Последние имели такой успех, что Бердслей обещал сделать второй комплект для мистера Пэйна, немного поменьше. Судя по всему, Обри опять удалось одновременно рассердить учителя и получить его одобрение [10].

О прочной связи живописи и литературы свидетельствуют обильно декорированные поля многих книг, купленных им в то время. Свой экземпляр Джонатана Свифта Обри украсил двумя искусными портретами автора и многочисленными иллюстрациями, а на полях пьес Кристофера Марло изобразил их персонажей. Многие тома серии «Русалка» разрисованы им чуть ли не на каждой странице. При этом Обри расширил свой стилистический репертуар: попытался, к примеру, воспроизвести с помощью пера и чернил эффект гравюрного фронтисписа с портретом Фрэнсиса Бомонта – драматурга Яковианской эпохи, писавшего вместе с Джоном Флетчером (в свое время они были самыми популярными драматургами Англии, но впоследствии затерялись в тени Шекспира). Впрочем, на более масштабные художественные эксперименты ничто не указывает. Бердслей не изучал работы великих художников – ни прошлых лет, ни современных. У Хинд-Смита имелось четыре копии гравюр, сделанных для него Бердслеем, но, судя по всему, это были традиционные пейзажи, похожие на тщательно воспроизведенный рисунок церкви в Эгхэме, который Обри сделал в 1886 году.

Великие достижения книжных иллюстраторов 60-х годов XIX столетия были широко доступны, но они не оказали на Бердслея заметного влияния. На этом этапе в его творчестве, определенно, нет никаких следов увлечения прерафаэлитами или художниками эстетического направления, а также намеков на знакомство с «Притчами» Миллеса или моксоновским изданием стихов Альфреда Теннисона – наиболее яркого выразителя сентиментально-консервативного мировоззрения викторианской эпохи, любимого поэта самой королевы [13]. Даже японские фонарики и веера, которые Обри видел в витринах модных брайтонских магазинов, пробуждали в нем лишь интерес к Востоку, но не попытки воспроизводить его экзотику. Близкие сердцу Бердслея и хорошо ему знакомые гротески Джона Тенниела, проиллюстрировавшего «Алису в Стране чудес», и Артура Бойда Хоутона, художника двухмерного пространства, никак не проявились в его подростковых работах. Школьные рисунки почти не дают представления о том, кем предстояло стать Обри Бердслею. Они были плодами его интереса к драме и литературе, а также способом покрасоваться перед окружающими [11].