Книга ароматов. Доверяй своему носу - Любовь Деточкина

Алина смачно хрустела воздушным белым безе, запивая его горячим шоколадом. Матфей курил трубку. На площади, куда выходила веранда кафе, собирали еще одну картину-клумбу.

Они посмотрели друг на друга, звонко и заразительно рассмеялись, и этот, резонирующий в каждой клеточке тела, звук унес их в другую реальность.

Ноты: горечь, теплые солнечные ноты, кожа, анютины глазки, пирожные безе, шоколад, образ вкусного табака.

Лакричные леденцы, серый пиджак и запах лаванды – вот что осталось в памяти о нем. Мы сидели на каменном бортике и смотрели на реку, серую и туманную в то утро. У него был целый карман леденцов. Я обычно не беру угощения у незнакомцев, но с ним мы познакомились еще днем, поэтому уже не считалось. Мы сидели и смотрели в туман. Он хрустел, разгрызая леденцы, я тихо мусолила свою конфету, вспоминая день. День был длинным. Начало его было обычным, скучным и непримечательным, но после двенадцати часов события полетели с такой скоростью, что их переживаний хватило бы на целый год. Все началось с аварии. Серый седан внезапно вырулили на тротуар и, повалив садовых гномов нашей соседки, остановился прямо у моих ног. Поскольку со мной физически было все нормально, я отправилась в школу, где и случился пожар. Что послужило его началу, так никто и не узнал, но все очень радовались, что правильная и своевременная эвакуация уберегла от многих жертв. Несмотря на наше хорошее самочувствие, всех отправили в больницу для детального осмотра. Там-то, я и познакомилась с ним. Он вышел из кабинета, накинул поверх пиджака белый халат, взятый в корзине с грязным бельем, и сказал: «Пошли на крышу». Никто не отказывается от такого предложения, ведь так? Сначала мы определили, где находилась наша школа по дыму, все еще поднимающемуся в небо. А потом кормили голубей припасенным с завтрака печеньем. Оно быстро кончилось, и мы решили их ловить. Но потом пришел охранник, и, несмотря на белый халат моего уже тогда нового друга, нас попросили покинуть крышу. Потом мы долго гуляли в парке, съели целых три брикета мороженого. Он рассказывал о пчелах, как они важны для всего живого, об удобной обуви, о праздниках, которые нельзя забывать и еще о сотни вещей. Эти знания словно осели где-то в глубине моего сердца. Ближе к вечеру он сказал, что я его больше никогда не увижу. Я подумала, что ему стало скучно со мной, он не хочет больше быть моим другом и сильно расстроилась, почти разревелась, но он объяснил, что именно сегодня уезжает очень далеко, назвал город, но его я как раз забыла. География никогда не была моим коньком. Сказал, что ждет поезда или самолета, сейчас уже не помню, и до вечера хотел бы быть моим самым настоящим другом. «Дружба, она же не временем измеряется», – объяснил он, -«чем-то таким, что нельзя прям так сходу вычислить и посчитать, насколько кто кому друг». Мы пожали руки и поклялись в дружбе. Он обещал, что она навсегда. Я и сейчас верю, что это так. Мы добрели до аттракционов, но катались только на колесе обозрения, наверно, раз пять, не меньше. Это был единственный раз в жизни, когда меня не беспокоил страх высоты и неисправных механизмов. Признаться, меня ничего не беспокоило рядом с ним. И сейчас, вот прямо в эту минуту, мне крайне не хватает этого чувства, потому что мне 98 лет, и эти напряженные лица врачей возле моей кровати не сулят ничего хорошего.

***

– Архангел-хранитель, вы обвиняетесь в нарушении устава хранителей и вмешательстве в Божественный план! – громко оглашал обвинение прокурор.

Обвиняемый архангел сидел на крохотном стуле посреди пустого зала.

– Поскольку вы отказались от защитника, сразу перейду к оглашению вашего приговора, – продолжил прокурор.

Обвиняемый кивнул и закинул в рот лакричный леденец.

– Самопроизвольное изменение судьбы, а в данном случае, времени смерти подопечного, карается принудительным извлечением его из Божественного плана самим нарушителем устава, то есть вами, – сказал прокурор.

Обвиняемый вновь кивнул.

– Вам понятен приговор? – уточнил прокурор, удивившись спокойствию архангела.

– Понятен. Я сам должен исправить содеянное, к чему себя и приговариваю, а конкретно умертвить своего подопечного и привести к вратам рая или ада в зависимости от его грехов. Не переживайте, я четко знаю судебный процесс.

– Да вы, кажется, не раз привлекались за нарушения, – припомнил прокурор.

– Тогда благодарю вас за содействие в моем исправлении, и если вы не возражаете, я пойду исполнять приговор, – сказал архангел и встал со стула.

– Да конечно, – оторопело произнес прокурор, – но вы бы могли подать апелляцию, – начал было прокурор, удивившись сам себе.

– Нет спасибо, я очень уважаю свод законов, до каждого знака и запятой, и намерен впредь следовать им неукоснительно, – ответил архангел и вышел из зала суда.

– Да поможет вам Бог, – произнес ему вслед прокурор, которому не раз приходилось видеть муки ангела-хранителя, обреченного убить своего подопечного.

***

Дверь в палату тихо приоткрылась, и заглянул он. В том же сером пиджаке с накинутым поверх мятым белым халатом.

– Пошли на крышу, – шепотом сказал он и подмигнул.

Тихо, чтобы не отвлекать совещающихся в углу комнаты врачей, я выбралась из постели и на цыпочках вышла.

– Будешь конфету? – протягивая лакричный леденец, спросил он.

– Почему ты так долго не приходил? – спросила я, когда мы добрались до крыши.

– Мне надо было вернуться в тот же день, но, к счастью, я такой медлительный и рассеянный, что опоздал почти на девяносто лет, – ответил он и взобрался с ногами на парапет крыши.

– Я знала, что ты вернешься, может, поэтому так и не завела друзей, кроме тебя.

– Зато завела семью, детей, внуков – я видел их в холле, мне понравился самый младший, такой проказник.

Я улыбнулась, вспоминая своего любимого правнука.

– Мы еще не обнимались после разлуки, – сказал он, раскрывая объятия.

Я залезла к нему на самый край крыши, обняла, уткнувшись лицом в пиджак, и увидела за его спиной серые крылья. Он крепко обнял меня в ответ, и мы взлетели вверх. Всегда думала, что мужчине положено иметь крылья.

Ноты: лакричные леденцы, лаванда, сукно, дым, воздух на высоте, весна, ветивер.

Сочные зеленые побеги и ложка бескалорийных сливок, какая вкуснятина. Помнится, Верочка говорила, что эти сливки тоже нельзя, потому что производители врут, и сливки содержат много калорий. Но сегодня мне плевать. Я кладу еще одну ложку сливок и с хрустом жую праздничный салат. Сегодня великий день – я прима. Это значит отказаться от всего, кроме тренировок, забыть, что за стенами балетного зала существует какой-то иной мир. Адские нагрузки, непрерывный стресс, жуткая боль в травмированном колене и завистливые взгляды самых близких подруг. Это все завтра, а сегодня день праздника.