Две тысячи лет до нашей эры. Эпоха Троянской войны и Исхода, Хаммурапи и Авраама, Тутанхамона и Рамзеса - Джеффри Бибб

За исключением тех, кто жил неподалеку от земледельческих и скотоводческих общин, они даже не знают, что имеют выбор. Никакого другого образа жизни никогда не существовало. Никакой другой образ жизни не представлялся даже отдаленно постижимым. Рыба, дичь и съедобные растения – единственное, что может съесть человек, и получить их можно только одним способом – добыть своими руками.

Солнце, принесшее в города и деревни Нила первый день нового тысячелетия и уже начавшее освещать небо над дынными полями и соломенными хижинами нигерийских земледельцев, застало охотников южноафриканского вельда уже бодрствующими. Они готовились преследовать дичь как раз с того места, где их накануне настигла тьма – закатилось солнце последнего дня третьего тысячелетия до н. э. Обычная команда охотников – не более четырех человек – уже три дня преследовала раненого жирафа. Судя по следам, животное уже изрядно ослабело – сказывался яд, которым были покрыты закаленные в огне наконечники стрел. Расстояние между преследователями и дичью быстро сокращалось. Лишь только на землю упали первые лучи рассвета, люди снова устремились по следу, отметив, что зверь все чаще останавливается, чтобы передохнуть. Они автоматически выискивают все съедобное по пути – схватили ящерицу, мимоходом вспугнули жаворонка из гнезда, сделали короткую остановку, чтобы выкопать съедобные клубни.

Бушмены вельда – маленькие чернокожие люди, по росту почти пигмеи. Они худые, но чрезвычайно выносливые. Идя по следу, они переговариваются между собой. Охотники пребывают в хорошем расположении духа, поскольку уверены, что на этот раз охота будет успешной. Прежде чем они отправились в путь пять дней назад, самый старший из них нарисовал жирафа на стене пещеры-храма. Нет никаких сомнений, что именно этот рисунок привел под их стрелы жирафа, которого они теперь преследуют. Рисунок все еще действует – и очень скоро жираф упадет.

Ближе к вечеру охотники увидели свою дичь. Жираф стоял на широко расставленных ногах, с поникшей головой в тени деревьев. При их приближении он попытался бежать, но споткнулся и устало повернул к ним голову, словно желая в последний раз взглянуть на своих мучителей. Они держались на расстоянии, вне пределов досягаемости все еще опасных копыт, и нацеливали свои стрелы в область сердца. Потребовалось еще шесть стрел, прежде чем величественное животное содрогнулось всем телом, сделало два неуверенных шага и рухнуло на землю. Охотники добили зверя каменными ножами. Потом трое остались, чтобы снять шкуру и разделать мертвое животное, используя те же самые ножи, а четвертый пустился в долгий обратный путь, чтобы привести остальных членов семьи.

Такое количество мяса невозможно транспортировать в дом, сооруженный у ямы, в которой собирается вода, под невысокой горой. Семье придется, как это уже неоднократно случалось раньше, самой прийти к мясу. Часть его можно высушить на солнце для последующего использования, но большинство придется съесть на месте в течение нескольких дней, прежде чем оно протухнет и станет неудобоваримым даже для закаленных желудков. Они будут набивать брюхо, пока есть возможность, и голодать, когда еды не будет. Такова жизнь охотников.

Семья – старики, женщины и дети, – услышав сообщение, немедленно снимается с места. Их единственные пожитки – одна или две шкуры для укрытия, колчан стрел и корзина или две с запасными каменными ножами и скребками, а также несколько кореньев для приготовления яда, чтобы смазать стрелы. Все это несут женщины, а у стариков в руках маски и обезьяньи хвосты, и еще краски – все это важнее, чем оружие, когда речь идет об охотничьей удаче. Люди отправляются в путь через колючий кустарник, обнаженные и в отличном расположении духа.

Повсюду, где тепло, можно наблюдать в основном такую же картину. В тропических лесах Конго и Амазонки охота ведется на разных зверей, собирают различные растения, клубни и мелкую дичь. У людей разная наружность, они говорят на не похожих языках. Но ежедневные проблемы и ежедневные радости одинаковы. В Южной Индии и в Австралии, а также на островах между ними (но не в Новой Зеландии и на тихоокеанских островах, пока еще человеку не известных) узнаваемые родственники южноафриканских бушменов ведут узнаваемо одинаковую жизнь. Но великая миграция, разбросавшая австралоидов на полмира, прошла много тысячелетий назад, и века стерли память о ней. Теперь разбросанные общины не знают никакой другой земли, кроме своей собственной. Их горизонт ограничен их охотничьими угодьями, и родовые общины даже редко пересекаются друг с другом, хотя существует правило, что мужчины должны искать себе женщин вне своей общины.

В этой книге мы больше не встретимся с охотниками из тропических лесов. Для них наступившее тысячелетие не принесло коренных изменений в образе жизни, и, за исключением редких случаев, они никак не будут связаны с нашим рассказом. Но мы не забудем, что охотники присутствуют рядом, населяют обширные территории и составляют существенную часть мирового населения. И пока в Европе и на Ближнем Востоке происходят события, сведения о которых остались в документальных источниках, охотники рождаются и умирают, их поколения сменяют друг друга. Они занимают свое место в истории человечества, как любой образованный житель Ура, Фив или Хараппы.

В первый день января 2000 г. до н. э. над арктическими просторами солнце не появляется. Но в этих холодных, пустынных местах на берегах полярных морей тоже живут люди. В серых сумерках арктического дня они собрались в землянках, сделанных из камней и земли, и чувствуют себя вполне уютно, поскольку масляные лампы дают и свет, и тепло. Рассвет нового тысячелетия они проспали. А зачем, собственно говоря, рано просыпаться? В тайниках, установленных на шестах, чтобы не достали волки и лисы, сложено продовольствие на много недель вперед – целые туши северных оленей и тюленей, много замороженной рыбы. Пока нет необходимости охотиться. Хотя до весенней оттепели еще далеко, и будет разумно, если стихнет ветер, подойти к проруби во льду и с позволения богов загарпунить тюленя. В конце концов, тюленей слишком много не бывает, и зимнее поселение размещено на самом берегу моря как раз с учетом этого обстоятельства.

Женщины могут приготовить пищу на очаге, расположенном прямо у входа, или использовать для этой цели лампу. Они могут выделывать шкуры каменными скребками и шить из них одежду с помощью каменных шил и ниток из сухожилий – она поможет им пережить самые жестокие морозы.

А когда бушуют шторма, люди в своих домах занимаются ремонтом гарпунных ремней или делают новые вещи из костей животных либо моржовых клыков, а также новые ножи и скребки из кремня или сланца. Зимой времени много, и они беседуют, вспоминая долгие летние дни, вспоминая прошлый год и строя планы на будущий.

Когда тает лед, жизнь приходит в движение. К тюленям уже нельзя незаметно подобраться, и людям приходится уходить довольно далеко, чтобы найти северного оленя. До ухода они разбирают крышу своего дома, чтобы солнце и дождь очистили помещение после зимовки. Они укладывают навесы из шкур, копья и гарпуны в большие кожаные лодки. Бывает, что им приходится путешествовать далеко в поисках северного оленя. Но нередко случается, что они отправляются еще дальше просто из любви к путешествиям. Хотя они, конечно, чувствуют себя в безопасности, когда рядом есть запасы пищи, они всегда могут обеспечить себя ловлей рыбы, охотой на зайцев и собиранием ягод. Еще они могут заметить моржа или стаю китов и обеспечить роскошное пиршество для всего семейства на несколько дней. Таким образом, летом они покрывают большие расстояния вдоль арктического побережья, и их не пугает перспектива перебраться из Сибири на Аляску, с Баффиновой Земли в Гренландию или из Норвегии на Новую Землю. Не имеет никакого значения, если они не вернутся на свое зимнее поселение. Они вполне могут построить другое или отремонтировать старое, возведенное кем-то другим.