Арвендейл. Нечистая кровь. Книга 2. Корни Тьмы - Юлия Остапенко

Кормилица подняла на него глаза – спокойно, без страха, улыбнулась без суетливости. Брайс подошел и остановился в шаге от нее, глядя на маленький красный комок в толстом шелковом коконе. Ему говорили, что его сын родился с черными волосами, но сейчас проверить это было невозможно из-за слоя пеленок. Брайс видел только, что ребенок крупный, розовый и, похоже, здоровый.

– Как… как он? – с трудом выговорил Брайс, почему-то ужасно робея перед этой толстощекой простолюдинкой, и та ответила спокойно, не понижая голос:

– Хорошо, мой лорд. Я забочусь о нем. Он хорошо ест. Желаете подержать?

Брайс качнул головой. Возможно, позже… Он вышел из детской. Его жена села в постели, отбросив парчовое одеяло, и зябко куталась в пеньюар. Леди Аллена все так же стояла у ее постели, преданно, словно собака, сложив на талии руки и опустив голову.

– Выйдите вон, – приказал Брайс, и фрейлина, поклонившись, подчинилась.

Брайс какое-то время разглядывал сжавшуюся на постели жену. За время беременности она набрала вес и обрюзгла, но это его не слишком огорчило – он и прежде не испытывал к ней ни малейшего притяжения. Он даже опасался, сумеет ли консуммировать брак, но в нужный момент подключил фантазию, благо таинство брачной ночи свершалось в полной темноте, и все прошло как по маслу. Брайс прилежно выполнял свой долг до тех пор, пока Катриона не забеременела – к счастью, это произошло всего через несколько месяцев, – и с тех пор ни разу не прикасался к своей супруге, к несказанному облегчению для обоих. Она боялась его – он не знал, было ли дело в его репутации, его власти, или, может, в его изуродованном лице. Впрочем, эрдамарские куртизанки, скрашивающие Брайсу одинокие ночи, особого отвращения к нему не проявляли. Как-то одна из них даже отказалась брать с него деньги. Он усмехнулся этим мыслям, и Катриона, понятия не имевшая, о чем думает ее муж, приняла это на свой счет и осмелилась робко улыбнуться.

– Я рада, что вы вернулись, – пробормотала она.

Эта женщина никогда не говорила громко и вслух – нет, только шепот, бормотание, хныканье. Он даже не представлял, как звучит ее голос в нормальном состоянии. Да, она была до полусмерти запугана собственным отцом, об этом слухи ходили еще до их помолвки, но, черт возьми, Брайс не думал, что сам заслужил подобное отношение. Рядом с ней он чувствовал себя кровожадным чудовищем, хотя не давал к этому ни малейших оснований.

«Как же она отличается от Ингёр… то есть Ингери. Полная противоположность», – подумал он и усмехнулся снова. И снова Катриона не поняла значения этой усмешки и не заметила мелькнувшей в ней горечи.

– Да, я тоже рад, – сказал он, стараясь немного смягчить тон. – Не люблю море. Я еще не поблагодарил вас за подарок, который вы мне преподнесли, пока я сам ездил за подарком брату. Спасибо вам, моя леди.

Он протянул руку, и его жена, поколебавшись, вложила ему в ладонь короткие толстые пальчики. Совсем не такие, как у королевы Ингери, снова некстати подумалось Брайсу, когда он сухо поцеловал руку жены и тут же ее отпустил.

– Просите у меня все, что пожелаете, – любезно сказал он, как сказал бы любому придворному, оказавшему ему услугу.

Катриона покраснела, что совершенно не шло к ее округлившемуся лицу. Потупилась, и Брайс опять испытал прилив беспричинного раздражения. Светлые боги, жена бесит его даже в тот момент, когда он должен испытывать к ней самые теплые чувства. Ведь она только что подарила ему сына…

И, если начистоту, не это ли было подспудной причиной его отвратительного настроения? Хотя Брайс боялся признаться в этом даже самому себе. Он мужчина и принц королевской крови. Мужчина и принц должен быть счастлив, когда у него рождаются сыновья.

– Мне ничего не надо, кроме вашего милостивого расположения, мой любезный супруг, – прошептала Катриона.

Брайс вздохнул. Как та злая ведьма из сказки, она требовала единственное, чего Брайс не мог ей дать.

– Я никогда и не лишал вас моего расположения, – сказал он, и она вздрогнула от этой лжи, так что ему на мгновение стало по-настоящему стыдно.

Они помолчали, слушая висящую между ними тяжелую тишину, которую ничто не могло заполнить или смягчить. Потом Катриона тихо спросила:

– Вы уже выбрали имя для нашего сына? Я… – она умолкла, и Брайс спросил:

– Вы – что?

– Я думала… может быть… Гарольд? В честь моего деда…

– Ну а почему бы тогда сразу не Айвор, в честь вашего отца? – улыбнулся Брайс.

От этой улыбки, на сей раз намеренно ледяной, бедная леди Катриона задрожала, как заяц за миг до того, как в горло ему вопьются волчьи зубы.

– Простите… я… мне подумалось…

– Ваше дело – рожать детей, моя леди, а не думать. И с этой обязанностью вы справляетесь блистательно. Не стоит отягощать себя лишними заботами.

Ну вот и все, он успешно загнал пугливого крота назад в земляную норку. Прекрасно, Брайс. Ну как, сполна доволен собой? Он сцепил зубы, отворачиваясь и собираясь выйти, когда его жена подала голос из своей норы, глухой и едва различимый:

– Мой отец спрашивал, когда вы удостоите его аудиенции. Ему срочно необходимо вас видеть… мой любезный супруг.

Брайс коротко кивнул и вышел прочь.

Не знай он, какой панический страх его жена испытывает перед собственным отцом, был бы уверен, что она шпионит для него. Впрочем, в этом не было особой необходимости – роль шпионки при Брайсе вполне могла выполнять вездесущая леди Аллена или дюжина других фрейлин Катрионы, привезенных ею из родового замка Корстли. Яннем, разумеется, распорядился заменить почти всех, но в двух или трех они все еще не могли быть уверены и удалить их тоже не могли, потому что Катриона знала этих женщин с детства и была к ним слишком привязана. А лишать последнего утешения бедную женщину, глубоко несчастную в браке с ним, Брайс все же не решался. Они с Яннемом когда-то крепко поссорились из-за этого, и это был один из относительно нечастых случаев, когда Брайсу все же удалось настоять на своем. Яннем всегда прислушивался к нему, всегда принимал его мнение к сведению, но редко ему уступал.

Вообще их отношения за эти пять лет стали несколько… странными. Брайс не кривил душой, сказав леди Ингёр, что Яннем просто не доверяет ему менее, чем другим. Даже если сам Яннем считал иначе. Пять лет царствования изменили Яннема, и не в лучшую сторону. Он повсюду видел врагов, не выходил из собственных покоев без охраны, ел только в присутствии Брайса, полагаясь на его способность определить, не отравлена ли пища – в том числе магией Тьмы, ведь Яннем не понаслышке знал, что это весьма надежный способ незаметно убить человека. Вернувшись с Даргора, Брайс узнал, что за время его отсутствия Яннем ел только яйца, которые варили в его присутствии, и пил воду из родника в полумиле от замка, которую набирал сам. Не то чтобы у него не было совершенно никаких оснований для такой подозрительности – в первый год его правления, когда он только отменил закон о «нечистой крови», его действительно попытались отравить. И это не считая мнимого покушения, организованного его любовницей Сереной, о чем знал Брайс, но так и не узнал Яннем; так что, с точки зрения Яннема, его пытались убить даже не один, а целых два раза только за первый год. Тогда-то его подозрительность и начала тот опасный путь, который в конечном итоге привел молодого короля Митрила к чему-то, опасно напоминающему паранойю. Нет, с Брайсом у них все обстояло отлично: они вместе ели и пили, Яннем поверял ему все свои сомнения и идеи и никогда не подозревал в вероломстве или дурном умысле. Только не после того, через что они прошли вместе в подземелье, когда израненный, харкающий кровью Яннем вел ослепшего Брайса, держа за плечо, через толпу наседающих на них темных тварей. Сильнее этого не могло быть ничто на свете, они знали это оба, и об этом им не требовалось говорить вслух. Но вот что касается всех остальных… Яннем был непримирим и беспощаден в своей нарастающей паранойе, рубил головы направо и налево, безжалостно уничтожал всякого, кто смел косо на него смотреть. Да, поначалу это казалось оправданным – уж таков народ Митрила, что понимает только язык боевой магии и грубой силы. Яннем не был чудовищем, но он слишком хорошо знал свой собственный народ. И разве не это делает правителя истинно великим? В конечном итоге каждый народ получает именно того монарха – благодетеля или тирана, о каком молит богов и какого заслуживает. Митрил заслужил короля Яннема, не больше и не меньше. И Яннем искренне хотел стать для своего народа благодетелем, а если для этого придется заодно стать и тираном – что ж, все имеет свою цену.