Зорге - Александр Евгеньевич Куланов

после ареста в 1941 году Зорге скажет японскому следователю, что больше всего хотел бы стать ученым. В 1916 году заменивший выпускной класс реального училища полями боев, инвалид войны Рихард Зорге принялся за науки со свойственной ему энергией.

Науки оказались необычными для студента медицинского факультета, но Рихарду было уже понятно, что с медициной (во всяком случае, в качестве лекаря, а не в качестве больного) его более ничто не связывает, и он постарался сосредоточиться на изучении политологии и экономики начиная с самых древних времен, так как считал, что, только изучив и поняв глубинные причины социальных, экономических и политических изменений в Германии и Европе, он сможет удовлетворить свои интересы в области понимания природы войны и классового неравенства. «Я читал и греческую философию, и оказавшую влияние на марксизм философию Гегеля. Я прочитал Энгельса, а затем и Маркса, [все] что попадало в руки. Я изучал также труды противников Маркса и Энгельса, т. е. тех, кто противостоял им в теории, философских и экономических учениях, и обратился к изучению истории рабочего движения в Германии и других странах мира. В течение нескольких месяцев я приобрел фундаментальные знания и овладел основами практического мышления».

Наступил роковой для всей планеты 1917 год. Газетные статьи становились интереснее, чем книги классиков, и авторы первых легко разрушали незыблемые, казалось бы, истины вторых. Война еще не кончилась, наоборот, в ее орбиту вовлекались новые страны и народы, и ощущение глобальной катастрофы продолжало нарастать. Особенно тяжелое положение оказалось у Германии и Австро-Венгрии: их людские и материальные ресурсы были почти исчерпаны, начался голод, отсутствие топлива привело к транспортному кризису, великие, в недавнем прошлом, державы привели себя на край пропасти.

Зорге вспоминал: «В то время летом и зимой 1917 года я начал особенно остро ощущать, что мировая война бессмысленна и бездумно все обрекает на запустение. С каждой стороны уже погибло по нескольку миллионов человек. И никто не скажет, сколько еще миллионов разделят их судьбу. Хваленая экономическая машина Германии лежала в руинах. Я чувствовал это на личном опыте, ощущая вместе с многочисленными пролетариями голод и растущий дефицит продуктов питания. Капитализм распался на свои составные элементы – анархизм и спекулянтов. Я видел крах Германской империи, которая, как считали, имеет прочный и незыблемый политический фундамент. Господствующий класс Германии, столкнувшись с таким положением, безнадежно растерялся и раскололся как морально, так и политически. В культурном и идеологическом плане нация ударилась в пустую болтовню о прошлом, в антисемитизм или романо-католицизм. И военно-феодальный правящий класс, и буржуазия оказались не способны указать курс для государства и способ спасения его от полного разрушения. И в лагере противников Германии было то же самое. Политические требования, выдвигаемые противниками Германии, и на будущее не оставляли другого способа решения конфликта, кроме применения оружия. Свежая и эффективная идеология поддерживалась революционным рабочим движением, и за нее развертывалась борьба. Эта наиболее сложная, решительная и полезная идеология стремилась устранить экономические и политические причины нынешней и будущих войн путем внутренней резолюции».

Первой не выдержала Россия. Неожиданно для европейского обывателя русский царь Николай II отрекся от престола. Для некоторых участников войны это стало настоящим подарком, а для Германии Февральская революция в России выглядела единственным шансом на выживание. Неудивительно, что не только Зорге, но и многие другие мыслящие молодые люди восприняли это грандиозное социальное потрясение как самый простой и очевидный способ прекращения войны, ведущейся с непонятными целями, но с уже появляющимся на горизонте финалом в виде мировой катастрофы. Вступление в 1917 году в войну на стороне Антанты Соединенных Штатов усугубило положение Центральных держав. Военный исход сражений уже не вызывал сомнений. Оставалось только определиться с политическим устройством мира. На этом фоне во всех странах-участницах особенно обострился интерес к социал-демократическому движению, где идея смены монархий не буржуазными, а пролетарскими республиками завоевывала все новые и новые симпатии.

Следующий этап трагедии – большевистский переворот 25 октября 1917 года в России – надолго расколол мир на две части. Зорге внутренне готов был к такому повороту событий. Он ждал чего-то подобного последние три военных года, и это неудивительно. Сегодняшнему читателю удивительно, наверно, будет другое: за всю свою последующую жизнь Рихард Зорге, так и не ставший премьер-министром настоящего пролетарского государства, не разочаровался в своем выборе, сделанном в военном госпитале в Кёнигсберге. Незадолго до гибели он писал: «Развитие революции в России указало мне путь, по которому нужно идти международному рабочему движению. Я решил не только поддерживать движение теоретически и идеологически, но и самому стать на практике его частью. И с тех пор, какие бы выводы ни делались о моих личных и материальных проблемах, я встал на этот путь. И сейчас, когда третий год идет Вторая мировая война и развязана война между Германией и Советским Союзом, у меня еще более крепнет убеждение, что решение, принятое мною 25 лет назад, было правильным. Я могу так заявить, даже обдумав все, что случилось со мной в течение прошедших 25 лет, и особенно в последний год».

В январе 1918 года унтер-офицер Зорге уволен из армии по состоянию здоровья, из-за ранения – «списан вчистую», как говорили тогда солдаты воевавшей с Германией страны, где он родился. Сама кайзеровская армия имела тогда «состояние здоровья» значительно хуже, чем у нашего героя, и вскоре прекратила свое существование. Хромающий, изрешеченный осколками Зорге, наоборот, был исполнен оптимизма и, вернувшись домой, перевелся с медицинского на философский факультет Берлинского университета имени Фридриха – Вильгельма. Возвращение домой радовало, но Рихарду сразу же пришлось столкнуться с серьезными проблемами. Кризис военных лет ударил по благосостоянию семейства Зорге. Отцовские накопления съела инфляция. Большой дом пришлось сменить на квартиру на первом этаже по Майнцерштрассе, 18, в пригороде Берлина Вильмерсдорфе[32]. Рихард вернулся домой, но, как для сотен тысяч возвращавшихся с фронта солдат, дом, семья оказались для него уже чужими. Они жили другой, непонятной ему и неприемлемой, с его точки зрения, жизнью, и Зорге ушел. Это не значит, что он разорвал отношения с матерью, братьями и сестрами. Нет, они продолжали переписываться и общаться, из дома ему регулярно поступали деньги на содержание, но вместе семья Зорге уже никогда не собралась, и в значительной степени это произошло по воле Рихарда.

Он забрал документы из столичного университета, так толком и не поучившись в нем, и «подался на север», север Германии, в город Киль, где поступил в местный университет с намерением взяться за изучение экономики и социологии. Однако время и место для начала учебы оказались выбраны крайне неудачно. Киль – один из крупнейших портов Германии, важнейший промышленный и судостроительный центр Пруссии, кипел революционно настроенными рабочими, моряками,