Куриный бульон для души - Марк Виктор Хансен

Если мы узнаем, что нам осталось всего пять минут на то, чтобы сказать все, что мы хотим сказать, все телефонные кабины окажутся заняты людьми, которые будут звонить другим людям, торопясь сказать, что любят их.

Кристофер Морли

На занятиях, которые я веду для взрослых, я совершил «непростительный» поступок. Я дал классу домашнее задание! Оно заключалось в следующем: «На следующей неделе пойдите к тем, кого вы любите, и скажите им, что вы их любите. Это должен быть человек, кому вы никогда этого не говорили или говорили давно».

На первый взгляд такое задание не кажется таким уж трудным, если не знать, что большинству мужчин в этой группе было далеко за тридцать пять и что они воспитывались в то время, когда проявление чувств у мужчины считалось слабостью. Показать свои чувства или - упаси Бог! - заплакать было просто невозможно. Поэтому кое для кого такое задание было пугающим.

В начале следующего занятия я спросил, есть ли желающие рассказать о том, как они выразили кому-то свою любовь. И ожидал, что это будет непременно женщина, как обычно в таких случаях, но на этот раз руку поднял мужчина. Он казался растроганным и немного потрясенным.

Встав во весь свой немалый рост, он начал так:

- Дэннис, на прошлой неделе я здорово рассердился на вас за это задание. Мне казалось, что у меня нет такого человека, и потом - кто вы такой, чтобы заставлять меня делать что-то настолько личное? Но пока я ехал домой, во мне заговорила совесть, она подсказывала, что такой человек у меня есть. Дело в том, что пять лет назад мы здорово поругались с отцом и с тех пор толком и не разговаривали. Встречались мы только по крайней необходимости - на Рождество или на других семейных торжествах. Но и тогда мы практически не общались. Поэтому в прошлый вторник, приехав домой, я твердо решил, что скажу отцу о своей любви.

Удивительно, но как только я принял это решение, то сразу ощутил, как с души у меня свалился тяжкий груз.

Войдя в дом, я побежал к жене, чтобы рассказать ей о своем решении. Она уже легла, но когда я сказал ей, она буквально выпрыгнула из кровати и обняла меня, и впервые за все время нашей совместной жизни она увидела мои слезы. Полночи мы пили кофе и разговаривали. Это было потрясающе!

На следующее утро я встал очень рано. Я был настолько возбужден, что почти не спал. Пораньше приехал в офис и за два часа сделал больше, чем до этого за день.

В девять утра я позвонил отцу. Когда отец снял трубку, я лишь спросил, можно ли мне заехать к нему после работы, чтобы что-то сказать. Отец проворчал: «Зачем?» - но когда я заверил его, что это не займет много времени, он согласился.

В половине шестого я позвонил в дверь родительского дома, и отец открыл мне. Я боялся, что откроет мама и я, струсив, все расскажу ей. Но по счастью, открыл отец.

Не теряя времени, я шагнул в дом и сказал: «Папа, я приехал сказать, что я тебя люблю».

Мой отец просто преобразился. Его лицо на глазах смягчилось, морщины, казалось, исчезли, и он заплакал. Он обнял меня и сказал: «Я тоже люблю тебя, сынок, но я никогда не мог этого сказать».

Это была настолько драгоценная минута, что я не хотел двигаться. Со слезами на глазах подошла мама. Я лишь послал ей воздушный поцелуй. Мы с отцом еще постояли, обнявшись, а потом я уехал. Давно я уже не чувствовал себя так хорошо.

Но суть моего рассказа не в этом. Через два дня после моего визита у отца, у которого всегда было больное сердце, случился очередной приступ, и сейчас он находится в больнице без сознания. И я не знаю, выживет ли он.

Так вот, я хочу сказать всем присутствующим в этом классе: «Не откладывайте то, что должно быть сделано. Если бы я еще подождал, чтобы поговорить с отцом, может, уже никогда не смог бы этого сделать! Найдите время для того, чтобы сделать то, что нужно сделать, и сделайте это немедленно!»

Дэннис Э. Мэннеринг

Мученичество Энди

Энди был приятным, забавным пареньком, которого все любили, но постоянно дразнили, просто потому, что так с Энди Дрейком вели себя все. Он нормально воспринимал подтрунивание. Всегда улыбался в ответ, и его большие глаза, казалось, отвечали: «Спасибо, спасибо, спасибо» - каждый раз, когда он опускал ресницы.

Для нас, пятиклассников, Энди был нашим мальчиком для битья. А он, казалось, был даже благодарен, воспринимая это как особую цену за членство в нашей группе.

Энди Дрейк не ест пирожных,

А его сестра не ест пирогов.

Если б не благотворительная помощь,

Семейство Дрейков умерло бы.

Энди даже как будто нравилась эта дразнилка. А мы были в восторге от самих себя, что так удачно все сочинили.

Не знаю, почему Энди терпел все это. Так уж получилось, никто специально к этому не призывал.

Не помню, чтобы когда-либо упоминалось, что отец Энди сидит в тюрьме, а его мать зарабатывает стиркой и водит к себе мужчин. Или что ноги, локти и ногти у Энди всегда были грязными, а его старое пальто было ему велико. Нам скоро надоело потешаться над этим. А Энди никогда не защищался.

Думаю, юности присущ снобизм. Теперь-то ясно, что мы в своей группе полагали - принадлежать к ней наше право, а Энди мы терпим только из милости.

Несмотря на это, мы все любили Энди до того дня… до того самого момента.

«Он какой-то другой! Он нам не нужен!»

Кто из нас произнес эти слова? Все прошедшие годы я обвинял в этом Рэндольфа, но, честно говоря, я не помню, кто сказал те слова, разбудившие в нас дремлющую дикость. Да это и не важно, потому что поспешность, с которой мы это поддержали, говорит за нас.

«Я не хотел делать того, что мы сделали».

Долгие годы я пытался этим утешить себя. Потом однажды наткнулся на неприятные, но неопровержимые слова, которые навсегда сделали меня виновным:

Самые жаркие уголки адского пекла оставлены для тех, кто в критический момент оставался нейтральным.

В те выходные наша компания планировала отдыхать, как обычно. В пятницу после занятий мы собрались дома у одного из членов нашей группы, чтобы оттуда пойти в поход в близлежащий лес. Наши матери, взявшие на себя большую часть подготовки к этому «сафари», собрали лишний пакет и для Энди, который должен был присоединиться к нам после выполнения своих домашних обязанностей.

Мы быстро разбили лагерь. Личная храбрость усиливалась коллективной, в тот момент мы были «мужчинами», которые должны были выжить в джунглях.

Друзья сказали мне, что раз это мой поход, я и должен сообщить Энди новость!

Я? Я, который уже давно считал, что Энди втайне относится ко мне чуть лучше, чем ко всем остальным, потому что по-щенячьи смотрит на меня? Я, который часто замечал, что его огромные, широко открытые глаза излучают любовь и преданность?