Полковник трех разведок - Богдан Иванович Сушинский

Впрочем, встретились они — Благовещенский и Власов, — как явствовало из брошюры, еще находясь в плену, в Берлинском, особом (подчиненном отделу пропаганды Генштаба вермахта) лагере военнопленных. Вместе с бывшим «генералом-любимцем Сталина», Благовещенский прямо там, в лагере, создавал Русскую трудовую национальную партию. Кроме того, активно занимался выявлением среди военнопленных коммунистов, политработников и евреев. Однако в 1945-м, уже после капитуляции рейха, американцы выдали его представителям советских властей в Германии. Так что, по иронии судьбы, осужден и казнен он был тоже вместе с Власовым.

«Однако ни Британия, ни США капитулировать не собираются, — воинственно заключил Пень-Пеньковский, покончив с нервным просмотром этого текста. — Ни о какой выдаче советским властям теперь уже и речи быть не может. Наоборот, в случае ареста, Запад сделает все возможное, чтобы освободить тебя. Скорее всего, обменивая на одного или нескольких советских шпионов, задержанных в Британии. Из тех, которых сам же и сдам», — презрительно оскалился полковник. И в оскале этом уже просматривался некий самурайский фатализм.

* * *

Опустившись на заднее сиденье «Волги», полковник велел водителю ехать к отелю «Националь» и, все еще теребя в руках брошюру, запрокинул голову, словно бы собирался подремать. Водитель, отставной старшина погранвойск и внештатный сотрудник КГБ, до сих пор представавший перед шефом как человек покладистый и в доносах своих обходившийся без фанатизма, так и воспринял было его состояние. И даже обронил: «Если прикажете, пойду «запасными тропами», будет время «покемарить».

Вряд ли он сумел разглядеть мечтательную ухмылку полковника, но даже по молчанию его понял: в этот раз вышла промашка.

А тем временем Пеньковский снова входил в образ ценнейшего агента британской разведки, причем уже офицера, полковника этой разведки, о котором, — «как о борце против агрессивной советской военщины», вскоре узнает «все прогрессивное человечество».

Всё-таки встреча с генералом прошла не зря. Она помогла полковнику сформулировать некое подобие идейной платформы сотрудничества с Сикрет интеллидженс сервис (она же — МИ-6), её четкой мировоззренческой основы, которой британская контрразведка обязательно поинтересуется. И будет права, поди знай, вдруг русские подсовывают им очередного Рихарда Зорге?

На обложке брошюры в самом деле красовался гриф «Для служебного пользования», и в былые времена даже Родов не решился бы вынести её за пределы своего кабинета, не то что на двое суток отдавать в чужие руки. Прав, наверное, генерал: эту контору, ГРУ именуемой, действительно пора основательно «подчистить». Раз-бол-та-лись стервецы! Разне-жились!

Веером пропустив страницы книженции между пальцами, Пеньковский задержался на абзаце, в котором речь шла о гибели 2-й ударной армии Волховского фронта, заместителем командующего которого являлся в то время генерал-лейтенант Власов. Полковник тут же вспомнил, с какой яростью взрывался при одном только упоминании о Власове генерал, а со временем и маршал Варенцов. Но именно он однажды, после чтения какой-то газетной статейки о генерале-предателе, сказал:

«А ведь автор этой писанины должен был бы знать, что командармом 2-й ударной Власов никогда не был. Он прибыл спасать ее, будучи заместителем командующего фронтом. Причем прибыл уже тогда, когда армия была обречена и пребывала в агонии: без снарядов, без продовольствия, без какой-либо поддержки с земли или с воздуха. Так что все эти бредни о том, что будто бы Власов развалил армию и сдал её немцам, пора бы прекращать. Судя по всему, в плен он попал сам, без штаба и каких-либо подразделений, пребывая в полной безысходности. Словом, рано или поздно история этой армии потребует правды и справедливости».

Но, судя по всему, это был всего лишь «миг просветления». Варенцов знал, с какой неистребимой ненавистью относились к пленным «власовцам» красноармейцы, однако не было случая, чтобы он или кто-либо другой из генералов попытались пресечь все эти суесловия. До самосудов, правда, доходило редко, потому как и Смерш, и командиры старались на корню пресекать.

Впрочем, ходили слухи, что командование всячески третировало бывших служащих, особенно офицеров «власовской» ударной, а Смерш и трибуналы «расстрельно занимались» ими при малейшей зацепке. Так ли это происходило на самом деле, Пеньковский не ведал, однако, зная о дичайшей кровожадности военно-полевых судов Рабоче-крестьянской Красной, охотно «верил на слово».

И вообще с куда большим интересом он вникал в тонкости бытия Власова в Германии. Уж там-то было над чем пофантазировать. Чего стоила хотя бы женитьба генерала на немке Адели Биленберг, вдове погибшего на фронте офицера СС, брат которой к тому же являлся человеком, приближенным к самому рейхсфюреру СС Гиммлеру.

«Этим путем, — принялся читать полковник о попытке Власова объяснить на суде свое решение осчастливить СС-вдовушку Адель, — я рассчитывал войти в эсэсовские круги, подчеркнуть прочность связей с немцами и не исключал возможности получить через брата Биленберг доступ к Гиммлеру. Мне не стоило большого труда уговорить Биленберг стать моей женой. В разговорах с ней я настойчиво проводил одну и ту же мысль, что если нам будет предоставлена большая свобода действий, то я организую из военнопленных боеспособную армию, которая окажет немцам помощь в войне против Советского Союза».

А какие эмоции вызывал сам тот факт, что Гитлер присвоил бывшему советскому генералу, защитнику Москвы Власову чин генерал-полковника. Именно это повышение, как и мнимая тогда еще близость с Гиммлером, помогали Власову в привлечении к службе в РОА бывших царских, белых и советских генералов да старших офицеров; а затем — и в создании Комитета освобождения народов России, то есть КОНРа.

Еще немного полистав брошюру, Пеньковский остановил свой взгляд на странице, с которой начиналось описание почти анекдотического ареста командарма РОА, и лицо его исказила гримаса презрения: иметь свои разведывательно-диверсионные подразделения, иметь личную охрану — и так бездарно, по-бабьи попасться в руки красноперых! Даже законченный идиот, и тот хоть как-то позаботился бы о своей безопасности и спасении. Во всяком случае, не допустил бы, чтобы его на глазах у «вверенных ему» солдат вытаскивали из машины и, в буквальном смысле этого слова, «вытряхивали» из ковра.

Москва. Военно-воздушный атташат при посольстве США.

Апрель 1961 года.

Все еще накануне встречи британского разведчика с полковником ГРУ Пеньковским

«А ведь Малкольм умышленно прервал этот разговор буквально на полуслове, — подводил итог своей беседы с шефом капитан Дэвисон. — Чтобы я не смог спросить, почему вдруг он заинтересовался моими давними «фронтовыми» связями с полковником Даллесом, генералом Доновэном и оберштурмбаннфюрером СС Отто Скорцени. Точнее, чье любопытство он пытается удовлетворить на самом деле? Свое, или кого-то из сотрудников Европейского бюро ЦРУ? А ведь не исключено, что и в самом деле кого-то из «европейцев».

Однако же сотрудник, вышедший на полковника Малькольма, тоже выступает всего