Замужем за Буддой - Вэй Хой

— Значит, мне крупно повезло: десять лет уже прошли! — хихикнула я.

Может, он решил, что я шучу. Но мне на самом деле всегда нравились изящные вещи. Даже во времена, когда я, как одержимая, писала романы, овеществленная красота оставалась для меня высшей ценностью. Шелк, нефрит, «Прада», спортивные машины «Феррари», американские банкноты, особенно с изображением Франклина — все это было прекрасно.

В ресторане «Лао Чжэн Син» все официанты говорили на шанхайском диалекте. Они были одеты и причесаны гораздо опрятнее, чем те нелегальные иммигранты, которых китайская мафия тайком доставляет в США для работы в ресторанах.

Узкоглазый официант принес меню, и мы заказали булочки с крабовой начинкой, блюдо из тушеной свинины под названием «Сто листьев», соленую зелень с побегами бамбука и суп из пряной свинины. Последний — почти забытое старинное блюдо традиционной шанхайской кухни, которое практически исчезло из ресторанов на моей родине. Кто бы мог подумать, что мне доведется отведать его в Нью-Йорке?

— Китайский квартал в любой стране мира похож на старинный товарный поезд, который, натужно пыхтя, тащится по рельсам с грузом старых традиций и замшелых обычаев. В то время как современный Китай подобен скоростному составу, мчащемуся вперед.

Еда была вкусной, вино — отменным, а застольная беседа — непринужденной и легкой.

К Джимми вернулось прежнее поэтическое восприятие мира. Мы поговорили о религиозных взглядах Достоевского и Германа Гессе. Затем разговор перешел на более прозаические темы — дом, автомобили, садоводство, а от них, естественно и плавно, — к сексу. Это был наш конек.

— Нью-Йорк не такой сексуальный, как Шанхай, — заметила я.

— Согласен, — Джимми отхлебнул пива из кружки и добавил: — Что еще хуже, в этом городе парень может в одночасье превратиться либо в страдающего манией величия сексуального маньяка, либо в полного импотента. В любом случае после этого целый год не хочется даже думать о сексе.

Несколько дней назад мне из Китая неожиданно позвонила встревоженная мать. Оказывается, в одном из выпусков теленовостей она увидела сюжет о том, что в Нью-Йорке какой-то извращенец напал на станции метро на девушку-иностранку и столкнул ее прямо на рельсы. Она настоятельно просила меня быть очень осторожной на улице, не одеваться вызывающе, а на платформе в метро не поворачиваться спиной к другим пассажирам.

И как это меня угораздило поселиться в городе, пользующемся такой дурной славой?

Здесь секс был небрежно брошенной на мостовую мелкой разменной монетой, которую мог подобрать любой праздный прохожий. Жители этого города давным-давно позабыли о том удовольствии, которое можно получать от сексуальных отношений, о том, как приятно, сидя где-нибудь в кафе, обмениваться многозначительными взглядами, говорить полунамеками. Они уже не помнили, сколько очарования и прелести таится в недосказанности и неспешном флирте, в поддразнивании и любовной игре, когда обещания чередуются с временным отступлением, снова сменяются обещаниями и так до бесконечности…

Но для таких отношений нужно время. А в этом городе всем всегда страшно некогда.

И хотя Шанхай стал во многом похож на Нью-Йорк, это сходство никогда не станет тождеством. В Шанхае даже воздух всегда мягкий и влажный. Он пахнет, как сад, омытый дождем, или женщина после купания.

— В романе «Братья Карамазовы» устами Великого Инквизитора автор говорит о том, что человеку мало просто жить на земле. Ему нужно знать, зачем он живет, — с этими словами Джимми поднял свой бокал и предложил: — Давай выпьем за то, чтобы жизнь не утратила смысла!

Похолодало, подул ветер.

Однажды утром я проснулась, подошла к окну, отдернула тяжелую черную бархатную портьеру — и с изумлением увидела, что на улице самая настоящая метель.

Крупные, с ладонь, снежинки плясали в воздухе, закрывая небо. Совершенная и неправдоподобная красота! Мир неузнаваемо преобразился. Дома, улицы, машины и деревья — все исчезло, осталась лишь поэзия.

Это было в далеком детстве: снег, Новый год, фейерверк, мандарины, которые я чистила и уплетала, усевшись у кухонного очага. Но это было лишь однажды. С самого моего отрочества в Шанхае больше ни разу не выпал снег.

Снегопад в Нью-Йорке пробудил давнишние воспоминания. Погруженная в них, я рассеянно побрела в туалет, почистила зубы, причесалась, сделала несколько простейших йоговских упражнений и доела вчерашние клецки. И все это время не отрываясь, как завороженная, смотрела в окно на падающий белый снег. Я словно превратилась в одну из этих пушистых снежинок, легко и беззаботно кружащихся в воздухе, таких белых и чистых и совершенно невесомых… И мне предстоит упасть на грязную землю, растаять или погибнуть под чьим-то каблуком…

Наша жизнь от начала и до конца подобна падению снежинки с неба на землю; мерцанию фитиля в масляном светильнике, которому неминуемо суждено потухнуть; или судьбе двух самых величественных зданий в мире, в одночасье превратившихся в усыпанные пеплом развалины.

Но ведь, достигнув земли, снежинки тают, превращаются в воду и, испарившись, снова поднимаются ввысь. И придет день, когда они опять вернутся на землю со следующим снегопадом. Так и смерть, возможно, всего лишь интерлюдия. И когда ты вновь откроешь глаза, окажется, что для тебя началась новая жизнь в ином, доселе неведомом мире.

Все на свете зыбко и изменчиво, ничто не постоянно. Вечны лишь преображение и пустота. Каждый шаг по дороге, ведущей к вершинам познания, — это движение к вечности и возрождению.

Я погасила сигарету; меня саму удивили пришедшие мне в голову мысли; они подобно волнам взбудоражили гладь моего сознания.

А снег все шел, но уже не такой густой. Несколько снежинок сиротливо приклеились к стеклу и сразу растаяли.

Я села у окна, включила компьютер и просмотрела электронную почту. Помимо спама, вроде рекомендаций «Как без труда заработать кучу денег» или «Как испытать несколько оргазмов подряд», в моем почтовом ящике оказалось несколько сообщений от издателей, из газет, от студентов отделения Восточной Азии Колумбийского университета и еще несколько личных писем. Первым делом я всегда читала письма от Мудзу. Мы писали друг другу каждый день, делились впечатлениями, пытаясь заглушить тоску друг по другу.