Третьего не дано - Дениза Алистер

— Пора готовить ужин. Вы наверняка проголодались, Саманта. Может, расскажете нам обо всем за едой?

Джоан взяла свой бокал, пошла в кухню и опять плотно закрыла за собой дверь. Сердце ее бешено колотилось. Саманта сказала, что погостит недолго. Но это будут мучительные дни. Неужели она считает их с Эрвином счастливыми новобрачными? Но в то же время, какие у нее могли быть поводы для подозрений? Джоан не хотела еще сильнее омрачать жизнь этой и без того несчастной женщины, но понимала, что дальше так продолжаться не может. Теперешняя ситуация уже сейчас была почти невыносима для нее.

Она выплеснула в раковину остатки вина. Эрвин прав: ей лучше воздерживаться от спиртного.

— Я рад, что ты согласилась с моим решением, — услышала Джоан за спиной все тот же холодный голос.

От неожиданности она вздрогнула. Эрвин неслышно вошел в кухню, и сейчас, после его слов, у нее появилось ощущение, словно ее неожиданно окатили холодной водой. Неужели он забыл, чем они были друг для друга еще совсем недавно?.. И разве мне не следует сделать то же самое? — подумала Джоан и отвернулась.

— На этот раз ты оказался прав. Но ты тоже можешь ошибаться, и тебе следует об этом помнить.

Ей было все равно, задумается ли Эрвин над ее словами или нет. Он отказался выслушать ее историю и пресекал все попытки заговорить на эту тему. Что до нее, Джоан не собиралась постоянно подвергаться унижениям.

— Почему бы тебе не занять Саманту, пока я готовлю ужин?

Конечно, она многое могла бы сказать ему. Но сейчас ей хотелось одного: чтобы он со своим каменным лицом и холодными нравоучениями оставил ее в покое. Все ее чувства и без того были в беспорядке с тех пор, как она узнала, что беременна, а теперь, когда Эрвин вернулся и привез с собой мать, они грозили совсем выйти из-под контроля.

Джоан знала, что долго не выдержит, и даже не собиралась прилагать особых усилий. Но у Эрвина, похоже, были другие планы.

— Мама сейчас на террасе, наслаждается солнцем и вином. Она ведь уже немолода, и путешествие ее сильно утомило.

— Тогда ей вообще не следовало приезжать! — Джоан резко повернулась и оказалась лицом к лицу с Эрвином. — Как ты думаешь, что я почувствовала, когда увидела вас обоих? Ты мог бы позвонить и предупредить меня! — Едва произнеся эти слова, Джоан пожалела, что дала им сорваться с языка. Бедной женщине нужна была эта поездка, чтобы восстановить душевные силы, ненадолго позабыть о своем горе и обрести покой и счастье. Присутствие Эрвина было настолько тяжело для Джоан, что она даже толком не понимала, о чем говорит.

— Я и не подозревал, что ты такая эгоистка. — Эрвин взглянул на нее с неприязнью и, секунду помедлив, добавил: — Ты выглядишь нездоровой. Иди подыши свежим воздухом, ужин я приготовлю сам. И держи себя с моей матерью как подобает. Если ты хоть чем-то расстроишь ее, я заставлю тебя…

Джоан стремглав выбежала из кухни, даже не дослушав угроз. Когда она оказалась в своей комнате, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Как он посмел обращаться с ней как с последней тварью? Как он мог?

Она отшвырнула туфли в угол, стянула рубашку и шорты, в которых работала в саду, и решительно направилась в ванную.

Через десять минут Джоан вышла оттуда, завернувшись в махровое полотенце. Она знала теперь, что делать. Ради своего будущего ребенка ей следовало оставаться спокойной. И не опускаться до уровня Эрвина: не говорить жестоких и несправедливых вещей и ни на ком не срывать зло, не приходить в бешенство и не ломать вещей.

Джоан надела бирюзовое шелковое платье, не доходящее до колен и оставляющее полностью открытыми ее слегка загорелые руки. Цвет платья оттенял голубизну глаз, а тонкая ткань выгодно подчеркивала каждый изгиб тела. Скоро ей придется носить бесформенные балахоны, а после рождения ребенка она превратится в почтенную матрону. Так отчего бы сейчас не показать себя с лучшей стороны и не подчеркнуть свою привлекательность? Кто сможет ей это запретить? Во всяком случае, не этот наглый тип, который считается ее мужем.

С одобрением взглянув на себя в зеркало, Джоан откинула волосы назад и слегка надушила шею лавандовой водой.

Да, она хороша собой и сексуальна! И если человек, которого она любила, так быстро охладел к ней, то уж теперь у нее хватит ума больше не влюбляться. С этим покончено!

— Ты выглядишь потрясающе! — воскликнула Саманта, когда Джоан вышла во внутренний дворик, где Эрвин уже расставлял салаты на столе.

— Спасибо. — Джоан улыбнулась в ответ и села в плетеное кресло напротив гостьи. Она заметила, что привлекла внимание Эрвина, но упорно отказывалась встретиться с ним взглядом. Каждый раз, когда он смотрел на нее, она не видела в его глазах ничего, кроме гнева или пренебрежения. Хватит с нее!

— Веришь или нет, но когда-то я была очень стройной. А потом появились сыновья, и вот что со мной стало! — Глаза Саманты весело блеснули. А Джоан подумала: боже мой, в один прекрасный день ей предстоит узнать, что она скоро станет бабушкой… ребенка Тома.

Джоан сжала виски кончиками пальцев. Как Саманта встретит эту новость? Кажется, ей суждено, едва лишь придя в себя после одного потрясения, пережить другое, не менее тяжелое. Кто бы мог поверить, что решение, которое они с Томом приняли когда-то, породит такую цепь совершенно неожиданных последствий…

— Мне нужно переодеться к ужину, — прервала ее мысли Саманта. — Я отлучусь ненадолго, чтобы привести себя в порядок?

— Нет-нет, — поспешно сказала Джоан, которой не хотелось оставаться наедине с Эрвином.

Она чувствовала, что пока еще остается уязвимой для его обидных замечаний. Сейчас он снова ушел в кухню, но мог вернуться с минуты на минуту, а вместе с ним и все то плохое, что доставляло ей столько мук.

Джоан сделала над собой усилие и улыбнулась:

— Вы прекрасно выглядите, правда! Лучше останьтесь и мы поболтаем.

Они говорили до тех пор, пока Эрвин не появился из кухни с блюдом пасты, приправленной оливковым маслом и чесноком.

— Наши съестные припасы подходят к концу, — сообщил он без малейшего намека на упрек. — Придется удовольствоваться пастой и салатами.

Да, так и должно было случиться. За последнюю неделю Джоан ни разу не выбралась в магазин, потому что чувствовала отвращение к еде и почти ничего не ела. То, что Эрвин сказал «у нас», опять на словах показывая, что они — одна семья, вызвало у нее раздражение.

— Ужасно, не правда ли, Саманта? — Улыбка Джоан была столь же ослепительна, как и ее наряд. — Мы все никак не можем выбраться в окружающий мир. Даже за едой!

Она смотрела на Эрвина и видела, что ее слова — соль на открытую рану. Рот его сжался, в глазах мелькнула боль. Джоан сказала себе, что ей наплевать. Он может разложить свою обиду по полочкам, но не сможет смириться с ней. А если даже и сможет, подумала она, глядя, как Эрвин ухаживает за матерью, то все равно ему будет чертовски неприятно.