Самойловы-2. Мне тебя запретили - Инна Инфинити

Но Наташа меня не слушает. Открывает кран в раковине, тщательно моет руки с мылом, затем умывает каким-то специальным средством свое заплаканное лицо, промокает его полотенцем и поворачивается ко мне.

Сейчас с небольшими каплями воды на скулах и шее Наташа кажется еще красивее, хотя куда уж больше. Я так и застываю, просто смотря на нее. Даже забываю, что мне больно дышать. И Наташа тоже замирает. Я обращаю внимание, что ее белые щеки слегка розовеют.

— Тебе надо обработать раны, — тихо говорит, не сводя с меня глаз.

— Ерунда, — мой голос выходит слегка хриплым.

Она не отвечает. Делает ко мне небольшой шаг, берет за предплечье и слегка тянет к раковине. Я, словно ватная кукла, повинуюсь. Наташа открывает кран, и я послушно мою руки, затем умываюсь. Кровь из носа уже перестала течь, но на лице и ладонях остались ее следы.

— Держи чистое полотенце, — протягивает мне. — И надо ссадину на щеке обработать, а то вдруг инфекция какая.

— Я уже умылся, все в порядке.

— Нет, Леша, надо обработать.

Она начинает суетиться. Отодвигает подряд ящики в поисках аптечки, злится, что не находит ее. Наконец-то пакет с лекарствами отыскивается рядом со стиральными порошками. Ее руки слегка трясутся.

— Наташ, все хорошо, — беру ее сзади за плечи, пытаясь успокоить. Это выходит неожиданно даже для самого себя.

Несколько секунд она так стоит, а потом начинает тихо плакать. Я разворачиваю девушку к себе и обнимаю. Джемпер на плече тут же становится мокрым от ее слез. Я аккуратно глажу Наташу по мягким прямым волосам, не рискуя что-либо произносить.

Кажется, все вышло куда серьезнее, чем я планировал.

— На меня напали летом в Париже, — тихо говорит сквозь слезы. — Я была одна, а их было четверо. Мигранты из Африки.

Я застываю в полном ужасе, машинально сжимая Наташу в руках еще сильнее. Ее плач усиливается, а я понимаю, что своим поступком спровоцировал у девушки триггер.

Три года назад, 9 класс

С каждой секундой, что я держу в руках плачущую мне в плечо Наташу, я ненавижу себя все больше и больше. Отмотать бы время назад и не совершать ничего этого, но уже невозможно.

Какой же я придурок…

— Извини, — Наташа отрывается от меня и поспешно вытирает с щек слезы.

— Тебе не за что извиняться, — не спешу выпускать девушку.

— Из-за меня ты пострадал. Давай обработаю лицо.

Наташа выбирается из моих рук. Достает из аптечки перекись, смачивает ею ватный диск и прикладывает его к ссадине на щеке. Рану тут же начинает жечь, но я не дергаюсь и не издаю ни звука.

— Больно? — участливо спрашивает.

— Нет, все в порядке.

— А как ты оказался в моем дворе?

Я ждал от нее этого вопроса, поэтому, конечно, подготовил ответ заранее.

— Ты сегодня забыла в школе учебник по алгебре. Я его взял, хотел дать родителям, чтобы завтра отвезли его в Золотой ручей и передали там твоим родителям, но они сказали, что им некогда носиться с книжкой. Твоего номера телефона у меня нет, в соцсетях я не зарегистрирован. Поэтому я спросил у предков, где вы живете, и решил завезти тебе его вечером домой. А то нам на понедельник столько всего по алгебре задали.

Знаю, что легенда очень глупая, но другую я не придумал. Учебник по алгебре Наташа, естественно, не забывала. Я выкрал его из ее сумки.

— Да? — удивляется. — А я даже и не заметила, что учебника не хватает. То-то думаю, чего у меня после уроков сумка такой легкой стала, — широко улыбается.

И мне так радостно видеть ее улыбающейся, что сам непроизвольно приподнимаю уголки губ.

— Спасибо, Леша, — серьезно говорит. — Если бы не ты, даже не знаю, что со мной бы было.

— Тебе не за что меня благодарить.

Она убирает руку с ватным диском от моей щеки.

— Будешь чай?

— Буду.

— Пойдем на кухню.

Я иду следом за Наташей. Я первый раз у Кузнецовых дома в Москве. Хотя в Золотом ручье был у них сто раз, ведь все юбилеи и другие торжества, на которые нас приглашали как друзей семьи, всегда праздновались там.

Наташа живет в довольно большой и стильной квартире. Впрочем, это неудивительно, ведь у нее отец банкир, а мать известная писательница. В нашем элитном лицее других учеников нет.

Я сажусь на мягкий диван, а Наташа приступает к завариванию чая. Кухня огромная и белоснежная. Даже пол из белого мрамора.

— Ты черный чай пьешь или зеленый? — спрашивает, ковыряясь в кухонном шкафчике.

— Черный.

Она достает нужную пачку и насыпает листья в заварник. Заливает их кипятком, а через минуту разливает по кружкам. Ставит на стол одну для меня, а вторую для себя. Посередине кладет эклеры.

— Сахар нужен? — пододвигает ко мне сахарницу.

— Нет, спасибо.

Я никогда раньше не пил с Наташей чай наедине. Наверное, нужно завести какой-то разговор, но я не знаю, с чего начать после случившегося. Особенно, когда я теперь знаю, что летом Наташа пережила настоящее нападение.

— Ты точно в порядке? — осторожно интересуюсь, делая небольшой глоток.

— Да, — кивает. — Просто мне и так страшновато ходить по улице одной после инцидента в Париже, а теперь даже не знаю, как буду.

Мне снова становится не по себе. Сжимаю под столом кулаки до побелевших костяшек.

— У меня просто хотели сорвать с плеча сумку, — продолжает рассказ, — и мне надо было ее отдать, а я вцепилась в нее и не выпускала из рук. Ну и пострадала из-за этого. А сумку все равно отобрали.

— Сильно пострадала? — чувствую, как мой голос сел.

— Они вывихнули мне руку, а потом толкнули, и я всем телом впечаталась в здание. Вся левая часть была в синяках. Но, наверное, мне следует радоваться, что хотя бы не изнасиловали.

От ее рассказа чуть ли сердце не останавливается. Мне стыдно поднять на Наташу глаза.

— Папа после этого случая хотел нанять мне телохранителя и личного водителя, но я убедила его, что не надо. А вот теперь даже не знаю, как быть. Может, папа и прав, если на меня теперь у собственного подъезда могут напасть.

— Ну, на тебя не нападали, насколько я понял, — осторожно замечаю. Даже не знаю, кого стараюсь успокоить: себя или ее. — Я так понял, они с тобой познакомиться хотели.

Наташа фыркает и отворачивается к холодильнику.

— Не думаю, что с тобой бы что-то произошло, — продолжаю. — Так что тебе не следует бояться ходить по улице. Москва более безопасный город, чем Париж.

Я вообще не понимаю, как Наташа проводит в столице Франции все каникулы. Да, у нее мама француженка, и там живут ее бабушка с дедушкой, но все же Париж крайне неприятный и опасный город. Мне кажется, там мигрантов уже больше, чем самих французов.