Свадьба белой ночью - Ронда Гарднер

Что за странный человек! С одной стороны, раздражает само его присутствие, его манера держаться хозяином в любой обстановке. С другой же… Если быть до конца честной, то приходится признать, есть в этом мужчине нечто симпатичное. А кроме того, оказывается, очень приятно, когда кто-то ждет тебя. И этот кто-то даже пытается, хоть и неуклюже, заботиться о ней. Насколько Лана могла вспомнить, она всегда сама все приносила своему отцу. Во всяком случае — никогда не было наоборот. А большинство мужчин из балетного мира — существа избалованные, те ждали особого отношения к себе. Как же — великие знаменитости!..

— Может, холодный чай? — предложила Лана. — В холодильнике должен быть готовый.

Стив без колебаний направился на кухню и почти сразу же вернулся с бокалом чая со льдом, который и предложил Лане.

Она отпила глоток.

— Спасибо, очень кстати.

— Я не очень хороший повар, — сказал он, — но картошка уже жарится. Кроме того, я нашел кое-какую зелень. А пару стейков положил в печку-гриль. Какой ты любишь?

— Средне запеченный, — ответила Лана.

Нет, что ни говори, этот мужчина полон сюрпризов! Хоть он и незваный гость, но, кажется, старается смягчить впечатление о себе вчерашнем. Во всяком случае, сейчас он ведет себя прекрасно. Впрочем, именно это и тревожит — нельзя терять бдительности, не стоит привыкать к этому особенному обращению, ведь открытая ссора между ним и ее отцом все же должна произойти. А кроме того, чем бы ни кончились эти выяснения отношений, Стив, в конце концов, уедет отсюда. Нет, не надо поддаваться обаянию этого нахала!

Они вместе приготовили ужин, вместе поужинали за деревянным кухонным столом, а потом сидели, расслабившись после трудного дня, попивая кофе. Стив добавил молока в свою чашку и посмотрел на собеседницу.

— Ты скучаешь по сцене?

— Иногда, — ответила она, удивленная тем, что он знает о несчастном случае и ее уходе со сцены. Должно быть, прочитал в газетах.

— Видимо, действительно очень тяжело, когда обстоятельства, не от тебя зависящие, заставляют поставить крест на твоей карьере?

Лана замешкалась с ответом. После смерти матери она никому не открывала своих чувств. Разве что полунамеком подруге Софи. Отец был охвачен собственным горем и какое ему дело до проблем дочери. А с кем еще поделиться своими горестями! Врачи проявляли профессиональную заботу, но раны-то зажили, а карьера тем не менее закончилась. Невыносимо даже думать об этом, а тем более обсуждать с посторонними людьми. Вместе с осознанием потери пришло чувство смирения.

Теперь в ней зародилось новое чувство — надежда. Надежда на возможность вернуться на сцену продолжить карьеру. Однако не стоило слишком рассчитывать на это, чтобы не искушать судьбу.

— Я бы не хотела повторить тот период своей жизни, — ответила наконец Лана, вложив в голос несколько больше раздражения, чем хотелось бы. Но на что ни пойдешь, лишь бы предотвратить дальнейшие расспросы…

Однако Стива не так-то просто остановить.

— Ты всегда хотела быть балериной?

— Всегда. Просто даже не помню такого времени в своей жизни, чтобы я не любила балет.

— Балетный мир тоже отнесся к тебе благосклонно. Ты была знаменита.

— Мне бы не хотелось продолжать этот разговор.

— А я хочу для себя уяснить то, что меня когда-то поразило. Почему ты уехала из Парижа? Почему оставила предыдущую труппу?

— Для танцоров вполне нормально менять коллективы, — ответила Лана, но по существу ушла от конкретного ответа. Его настойчивость смущала. Не хотелось давать Стиву лишний повод осуждать отца. Потому что правда заключалась в том, что все переезды делались из-за Уильяма, ради Уильяма. Как, впрочем, все в семье делалось для него.

Отец подолгу не задерживался на одном месте, особенно в последнее время. Почему? Трудно сказать. Возможно, из-за того, что, как ему казалось, его музыкальная карьера начала подходить к концу. А поскольку для Уильяма Тэннера было особенно важно, чтобы семья держалась вместе, когда грозил новый переезд, Лана подыскивала новое место работы, новую труппу. Преданная дочь уступала страсти отца к необычного рода путешествиям.

— Но, согласись, прыгать с одного места на другое — не лучшая стратегия для успешной карьеры. Разве ты ехала в Париж не для того, чтобы прочно устроиться на новом месте? Ведь несчастный случай произошел именно тогда, не так ли?

Какое-то время Лана изучающе смотрела на дотошного исследователя ее жизни. Осведомленность собеседника немного превышала ту сумму фактов, которую обнародовали газеты.

— Откуда такая информированность о моей злосчастной судьбе? — Лана Тэннер никогда не была настолько уж известной, чтобы широкая публика знала все зигзаги ее карьеры. — Похоже, ты наводил обо мне справки.

— Не о тебе, а о твоем отце. Вообще-то, в процессе поисков я составил приличное досье и на его дочь. — Стив встал, снова наполнил чашку и опустился на стул. — Давай постараемся уяснить главное: я не позволю, чтобы Тэннер разбил сердце моей матери, мотая ее по всему свету. Она домашний человек и долгие годы стремилась иметь собственный дом. Теперь, когда я получил возможность осуществить ее мечту, никто и ничто не должно помешать ее выстраданному счастью. И уж, конечно, не такой жених, с цыганской склонностью к перемене мест. Уильяму Тэннеру придется начать новую жизнь. Я ясно выразился?

— Вполне, — холодно отозвалась Лана. — Ясно одно — не зная моего отца, даже ни разу не увидев его, ты успел вынести ему свою оценку. Причем, предельно негативную.

— Мне не нужно встречаться с ним, чтобы составить о нем свое мнение. Стиль его жизни говорит сам за себя. Он не довольствуется своим куском.

— Каким куском? Господи, да о чем ты говоришь? — Лана встала и подошла к его стулу.

— Я говорю о доме Тэннеров. Конечно, жених однозначно полагает, что сможет вернуть свой особняк, женившись на моей матери. Но его проект чреват большим просчетом. Цена для Уильяма Тэннера окажется, пожалуй, выше его возможностей. Он сделал свой выбор. Теперь никаких шатаний по белу свету, никаких переездов, перелетов! Пусть довольствуется тем, что будет находиться рядом с женой все двенадцать месяцев в году. Пусть считает себя самым счастливым мужчиной на свете. Я не позволю причинить матери какой бы то ни было вред.

— Ты… ты купил дом Тэннеров?

— Ой, только давай обойдемся без этого притворства. И не нужны мне невинные взгляды и робкий лепет! — отрезал он. — Не сработает! Ты можешь говорить что угодно, но я знаю — и ты тоже! — Уильям Тэннер ни минуты не раздумывал, жениться ему на моей матери или нет, едва узнал, кто купил милый его сердцу особняк.

— Да с чего ты это взял? Совершенно не знать человека и заочно выносить приговор! — Она выдала голосом предельную степень негодования, но, если честно, на сей раз ее протест был лишен прежней искренней горячности.