Девушка-сокол - Кэтрин Ласки

Мэтти оглядела старика. Он как будто стал символом всего того, что они потеряли, особенно надежды. Стоит ли верить, что для него и для остальных все может измениться? Все будет становиться только хуже, особенно когда вновь наступит зима. И сейчас весна еще не совсем пришла. Почему же уже думается о следующей зиме? Откуда эти отчаянные мысли?

Мэтти помогла Мэг приготовить скудный ужин. В нем было хорошо лишь одно — что никто подолгу не засиживался за столом. И с тех пор, как они начали использовать подносы из хлеба, не надо было мыть посуду. Их можно просто вытереть и использовать дальше, пока не придут в негодность.

— Можно мне идти? — спросила девочка.

— Иди, только сперва расскажи об охоте, — ответил отец. — Как летает Мох?

Они с Мэг уставились на Мэтти. Их глаза слабо светились, будто огарки свечей. «Дай нам хоть какую-то тень надежды, — читалось в них. — Хоть что-нибудь». Им явно хотелось узнать не только об охоте.

— Нет ли новостей о короле Ричарде? — прошептал отец так, как будто их могли подслушать.

Изменилось многое, но далеко не все. Вернувшись из Франции осенью 1189 года, чтобы получить корону, Ричард каким-то образом примирился со своим братом, принцем Джоном. Уильям Лонгчемп, епископ Илайский, наперсник Ричарда и духовник его матери Алиеноры, стал канцлером. Теперь он был самым важным политиком после короля, и поэтому надежды народа росли. Но через два месяца после возвращения Ричарда Иерусалим покорился сарацинам под предводительством Саладина. Король порывался отправиться в Третий крестовый поход за Святую землю, и принц Джон мог стать еще более безжалостным, чем прежде.

Отец и Мэг все смотрели на девочку с надеждой.

— Ничего не слышно? — спросила служанка. — Вы не набрались на охоте никаких слухов?

Мэтти хотела было ляпнуть, что охота — это не поход на рынок, а утки и кролики вообще-то не разговаривают. Но одумалась и покачала головой:

— К сожалению, ничего не слышно. Может быть… — Она встала, собираясь уходить, и вдруг слова застряли у нее в горле, как только стало ясно, что никто больше на нее не смотрит.

Кречеты и соколы входят в семейство длиннокрылых соколов, в отличие от «настоящих», или короткокрылых соколов. На первых порах обучения они могут быть порывистыми и упрямыми. Несмотря на этот темперамент, охотник должен добиться доверия у кречета, поскольку в царстве соколов ничто не сравнится с доверием.

На следующий день Финн пришел за Мэтти на самой заре, и они отправились к остальным ребятам. Но не успели они углубиться в лес, как Финн заметил следы крупного оленя и начал выслеживать его. Девочка двинулась за своим другом, испытывая все более сильное волнение. Почти через полчаса, когда они так и не нагнали оленя, а следы стали теряться, Мэтти схватила Финна за рукав и сказала:

— Пойдем отсюда. Олень давно скрылся. Идем же.

Но мальчик упрямо шагал вперед.

— Финн, ты не можешь хоть на секунду опустить лук? К тому же ты знаешь, что повсюду королевские лесничие.

— Мой папа говорит, что они появляются лишь раз-другой в месяц.

— Пойдем лучше к ребятам.

— Погоди. Если я не застрелю этого оленя, то придется стрелять в кого-то еще, — ответил Финн и насмешливо добавил: — Я не могу ждать помощи сокола.

— Соколиная охота, Роберт Вудфинн, это искусство, а не просто добывание пищи.

— Это просто охота, Матильда Фитцуолтер.

— Нет, не совсем. В охоте нет утонченности.

— Не надо громких слов. То, что ты умеешь читать и писать лучше любого из нас, еще не дает тебе права так говорить.

— Ладно. Стрельба — это грубая форма охоты. Стрелу не надо ни кормить, ни обучать.

— Вот это и показывает, как мало вы знаете о лесе, госпожа Матильда.

— Не называй меня «госпожа»! Мне это не нравится.

— Да ладно, не тряси подштанниками.

— Что? — взвилась Мэтти. — С каких это пор девочки носят подштанники? Я думала, ты это прекрасно знаешь, Роберт Вудфинн!

— Ну, не важно чем, что там у тебя есть. — Мальчик покраснел до корней волос.

Шагая по луговой траве, Мэтти внезапно остановилась. Ей показалось, что среди вереска промелькнуло что-то белое. Сперва это было неясное пятно, потом оно окрасилось золотом и, словно маленькое солнышко, спустилось на землю.

Мэтти начала осторожно подкрадываться к зарослям.

«Кто-то попался!» — подумала она и в следующий миг услышала, как пленник отчаянно бьется в ловушке. До нее донесся тоненький крик: «Ип-ип-ип!» Девочке показалось, что существо просит есть. Приблизившись к ловушке, она опустила глаза и невольно вскрикнула. Ее взгляду предстал только что оперившийся кречет! И когда он мигал, в его темных глазах всякий раз сверкали маленькие золотистые искорки.

Было видно, что состояние кречета совсем плачевное. Его окраска указывала на принадлежность к женскому полу. Когда птица била крыльями, у нее на груди и плечах становились заметны светло-коричневые пятнышки. При этом выступили прожилки от голода. Теперь уже не было сомнений, что птица просила еды. Она не могла выбраться из ловушки, а на ноге у нее виднелись обрывки пут. Мэтти поняла, что кречета прогнал отчаявшийся сокольничий — отец говорил, что такое случается. «Интересно, много ли времени прошло с тех пор?» — подумалось ей. Казалось, что, несмотря на выступившие прожилки, перья отросли совсем недавно.

При виде девочки птицу охватила паника. Она закричала еще пронзительнее, заставив Мэтти лихорадочно соображать. Глядя на кречета, она видела перепачканное, изголодавшееся создание, но было в нем еще что-то большее. В глазах снова блеснули золотистые искорки.

— Календула,[6]— прошептала девочка.

Она понимала, что птица должна обязательно выжить. Отец говорил, что лишь величайшим из сокольничих нужны кречеты. И эта птица означала осуществление самой радужной мечты. Должно быть, их судьбы где-то переплелись.

Оглядевшись по сторонам в поисках Финна, девочка приподняла подол своего платья и начала отрывать его. Но домотканая материя была слишком крепкой.

— Ну вот, ничего не получается, — пробормотала Мэтти.

Тогда она подняла подол и быстро спустила нижнюю юбку. Эта деталь одежды была сделана из более тонкой ткани и разорвалась легко. Мэтти понимала, что должна спасти птицу во что бы то ни стало, поэтому совсем не жалела одежду. А успокоить птицу можно было только одним способом — закутать ее! Девочка подумала о том, что уже нашла имя для своей новой подопечной — Календула. И она будет называть так молодую птицу, пока та к этому не привыкнет.