Кланы Америки. Опыт геополитической оперативной аналитики - Константин Черемных

Вольному воля заниматься пропагандой, а адресной аудитории — ловиться на соблазн. Но за соблазны энергетической выгод, которые распространяют в том числе и популярные конспирологи, расплачиваются живые люди — русские, украинцы, чеченцы, сирийцы, малийцы. «Газпром» думал было присоседиться к трансафганском проекту TAPI, но раздумал. Возможно, в том числе из-за нежелания подставлять головы своего персонала под пули неуловимых полевых командиров, работающих на несравнимо более прибыльном рынке. Дай Бог, хватит ума не лезть и в малийские тропические леса.

Нефтецентрик Павел Чувиляев из «МК» сделал еще одно открытие: «Обе страны (Алжир и Мали) являются бывшими французскими колониями. А колоний, как и чекистов (sic), бывших не бывает. Влияние Франции в той и другой стране весьма сильно, а в Мали, как видим, дошло до открытого участия в конфликте французских войск. Если «арабская весна» 2010 года затронула страны, ранее бывшие английскими колониями (и чуть позже Ливию — бывшую колонию Италии), то теперь волнения все шире охватывают ареал французского влияния в Африке. Случайностей в таких вещах не бывает; это тренд, который нуждается в объяснении».

На самом деле «арабская весна»: а) политически затронула не только англоязычные страны (к ним не относятся ни Тунис, ни Марокко), б) датируется не 2010-м, а 2011-м годом, в) совпадает по времени с активизацией террора во многих африканских странах. В Сомали число жертв междоусобицы лета 2011 года на два порядка превышало число убитых в Сирии. Если об этом не рассказывали в телеэфире Евгений Сата-новский и Сергей Пашков, это не значит, что этого не было.

Тенденция, связанная с Францией, действительно существует, но этим Париж обязан не сам себе, а Соединенным Штатам. И эта тенденция состоит не в том, что французам кто-то строит гадости (здесь г-н Чувиляев умудряется в пяти абзацах вступить в противоречие с самим собой: напали ведь в Алжире на английскую компанию, не так ли?) Напротив, Франция возвращается туда, откуда ушла: ее войска присутствуют и в Мали, и в Мавритании, и в Сомали, и даже в Центрально-Африканской республике. Главная же смена тренда состоит в том, что именно Франции досталась в руки ключевая функция по политическому формированию «нового Афганистана». На встречу в Шантильи французским спецслужбам 20–21 декабря удалось «вытащить» весь реальный афганский спектр — не только «Талибан», но и партию Хекматиара, и хазарейцев, и наследников Северного Альянса. До сих пор такого не удавалось никому. И это обидно как Лондону, так и Берлину, натаскавшим американцам немало каштанов из афганского огня.

А накануне новый французский президент Франсуа Олланд посетил Эр-Рияд. После чего ближневосточный обозреватель Le Figaro Жорж Мальбрюно написал следующее: «С приходом Олланда Франция уделит в своей ближневосточной политике чуть больше места Саудовской Аравии и чуть меньше — Катару. Появление Олланда в Джидде наглядно свидетельствует о переменах в курсе. Ранее «катаризация» внешней политики Франции на Ближнем Востоке вызвала раздражение в Саудовской Аравии, которая до сих пор посматривает свысока на кипучую активность крошечного соседа».

Мальбрюно выразился весьма деликатно. Саудовская монархия не просто ревновала к «крошечному соседу», на территории которого находится самая крупная в регионе база американских ВВС, а также «Город образования» с филиалами самых престижных американских университетов. И не просто завидовала прибыли Катара на «арабской весне», с приростом ВВП за революционный 2011 год втрое большим, чем аравийский. Для Саудовской Аравии как сам Катар, так и его телеканал «Аль-Джазира», на котором вещает шейх Юсуф аль-Кардави — прямая идеологическая угроза. Поскольку египетские «Братья-Мусульмане» и их дочерние структуры, получившие карт-бланш одновременно в Тунисе, Марокко и Йемене, относятся к принципиально иному направлению в исламе — с позиции ваххабизма, еретической. Учение ихванов («братьев») восходит к арабскому рационализму — аналогу европейского Просвещения, в связи с чем непредвзятые исследователи именуют «Братьев» ни в коем случае не фундаменталистским, а «возрожденческим» (revivalist) направлением. Но при этом, в том числе усилиями аль-Кардави, они намеренно присваивают себе определение «салафитов», что является в глазах саудитов наглейшей подменой понятий.

Мало того, в феврале 2011 года, когда Катар стал опорой США в регионе, интернет-революционеры завелись и в Саудовской Аравии, в связи с чем король даже всерьез пытался купить Facebook у Цукерберга. А в конце того же года на выборах в Египте на втором месте после фаворита, то есть «Братьев», оказались просаудовские салафиты. Эр-Рияд не жалел средств для сокращения рисков и для продвижения в Египте собственного влияния.

Между тем Катар не только безукоризненно исполнил роль американского сатрапа в ливийскую кампанию, но и тратил собственные деньги на кредитование Египта, и взял под крыло палестинскую партию ХАМАС, по существу перекупив ее руководство у Ирана. «Крошечный сосед» узурпировал не только палестинское урегулирование, при этом заявляя прямым текстом, что Арабская (сиречь саудовская) инициатива, дескать, устарела, но и ближневосточную штаб-квартиру афганского «Талибана», и центр координации сирийской оппозиции. А впридачу позиционировался как главный поставщик углеводородов (СПГ) в Европу.

«Арабская весна» в 2011 году готовилась и в Алжире: здесь было совершено больше протестных («шахидских») самосожжений, чем в Тунисе и Египте вместе взятых. Парижу с трудом удалось отстоять контроль над своей бывшей территорией: отчасти поэтому Саркози и согласился на исключительную военную роль в ливийской кампании. При этом Париж все равно больше потерял, чем получил: проект Средиземноморского союза, который вынашивался Саркози, был замещен конкурирующим геополитическим турецким проектом. Не зря же все партии «Братьев-Мусульман» в регионе носил названия, точно или приблизительно воспроизводящие имя правящей партии Турции.

О том, что этот турецко-катарский триумф был временным, можно было догадаться, вскоре после прихода к власти Олланда. Именно тогда из Дамаска в Париж отправился бригадный генерала Манаф Тласс — выходец из влиятельного семейства, имеющего репутацию воротил на рынках оружия и наркотиков (его отец Мустафа был министром обороны, а не нефти, что и было поводом для дружбы одновременно с французами и с нашим министром Грачевым). По пути Ма-наф заехал в Эр-Рияд, побеседовать с принцем Бандаром бен Султаном. Этот принц как раз вышел из опалы старших членов семьи и сразу же получил должность главы внешней разведки. А еще через несколько дней его пытались взорвать. Неисправимый романтик Тьерри Мейссан приписал этот теракт сирийским спецслужбам. На самом деле возвышение принца был крайне болезненным ударом не столько для Дамаска, сколько для Дохи. Поскольку с этих пор катарская и франкосаудовская линии в сирийском «урегулировании» окончательно разошлись. А выбор был сделан Вашингтоном.

В Эр-Рияд Олланд прибыл буквально в день американских выборов. Столь же осведомлен об изменении курса — не французского, а американского — был Дэвид Кэмерон, опередивший его на пару дней. Пока конъюнктура не успела измениться, он заключил внушительный контракт по поставке Саудовской Аравии истребителей Eurofighter Typhoon. Церемония сопровождалась вдохновенной речью об иранской угрозе, нависшей над Хашимитским королевством. В лексиконе отечественных VIP это называется «впарить».