Ричард Длинные Руки - граф - Гай Юлий Орловский

Слуга, что уводил коня, и те двое у дверей проводили любопытными взглядами.

В холле сумрак, как показалось после пылающего закатного огня, тут же глаза вычленили широкие снопы красноватого света, что падает наискось из окон, я проморгался и обнаружил, что холл достаточно просторный, что неудивительно: это почти весь первый этаж объединенных башен, в то время как у Валленштейна в каждой из четырех башен холлы почти такие же по размерам, а в северной даже побольше. Направо распахнутая дверь, я прошел за Адальбертом в помещение поменьше, более грубое, с простыми каменными стенами, но с множеством лавок, двумя столами и пылающим камином.

На скамеечке перед огнем сгорбленный старик на табуреточке, он поспешно поднялся при виде Адальберта и торопливо поклонился.

– Маклей, – сказал Адальберт отрывисто, – вот еще один в ваше вонючее логово. Покажешь ему, что и как делать!.. Если что не так – шкуру сдеру.

Он тут же удалился, надменный и брезгливый, старик боязливо смотрел ему в спину, а когда дверь захлопнулась, вздохнул с облегчением.

– Ох и лют он бывает, ох и лют… Тебя как зовут?

– Дик, – ответил я.

– Ты откуда будешь, Дик?

– Из деревни, – ответил я и тут же спросил сам: – А что мне делать здесь? В селе я коровам хвосты крутил, а здесь что-то какое-то безкоровье. Не по себе даже…

Он хмыкнул.

– Здесь еще те коровы! Марманда, Франлия… да и Христина – хоть и телка, но коровище всем коровищам… Но больно хвосты им не покрутишь.

Я сел рядом на широкую лавку.

– Адальберт?

Он кивнул.

– Да, Адальберт иногда их пользует. Он вообще старший в замке.

– Кастелян?

Маклей подумал, пожевал губами, бесцветные глаза заморгали.

– Да вообще-то нет. Я еще помню, был у нас кастелян, но со смертью лорда все как-то изменилось. Кастелян ушел, часть стражи леди Элинор распустила. Да и зачем, если раньше леди Элинор была только жена, а теперь одним взглядом человека может хоть сжечь, хоть превратить в кусок льда?

Я хотел спросить, а в самом ли деле кого сжигала, но вспомнил несчастных, превращенных в слизь, поежился.

– Страшновато у вас.

Он отмахнулся:

– А ничо страшного. Ей только перечить нельзя, не любит. А так делай свое дело, к ней не суйся, под ноги старайся не попадаться. А то у нее бывают дни, когда и просто так может что-то сотворить…

– А говоришь, не страшно!

– Дык всего три дня и перетерпеть. А потом снова месяц райской жизни. Работы мало, потому что у нас знаешь, чем хорошо? Вот смотри на камин! Видишь?

– Вижу, – ответил я настороженно. – Ну и что?

– Огонь видишь?

– Вижу.

– Как думаешь, когда погаснет?

Я прикинул толщину сгораемых поленьев, двинул плечами.

– Через полчаса останутся одни угли, еще через пару часов и тех не увидим под пеплом. Разве что раздуть удастся. А что?

Он с торжеством рассмеялся беззубым ртом. Морщинки собрались вокруг глаз, а по всему лицу, наоборот, почти везде разгладились.

– А вот и нет! Это же замок леди Элинор, дубина. Эти поленья будут гореть до завтрашнего утра. А потом угли еще сутки давать жар. Понял? Хозяйка не может заставить их гореть вечно, но у нее каждое полено горит впятеро дольше, у нее коровы и свиньи всегда дают двойной приплод, саранча никогда не садится на остров, хотя во владениях графа Касселя за последние десять лет все сжирала начисто. Я уж не говорю, что ветки ломятся под тяжестью яблок, где – заметь! – никогда не бывает червивых, а из земли все так и прет, будь это сорная трава или сладкая морковка…

– Здорово, – восхитился я. – А нельзя так, чтобы морковка перла, а сорная трава мерла на корню?

Он хмыкнул.

– Тебе как мед, так и ложку! Так не бывает. Если волшебники могут заставить землю давать вдвое больше, то это всего больше…

– Ну-ну, – сказал я, – знавал я страны, где чародеи, их агрономами называют, еще и не то творят. Где мне тут устроиться? Эта лавка свободная?

– На этой спит Марат, – ответил он. – А на этой Иннокентий. Ложись вот сюда. Или сюда. Ты что умеешь делать?

Я сказал откровенно:

– А ничего. Только копать от забора и до обеда. Я ведь сельский, а в замке какая работа для сельчанина?

Он подумал, почесал затылок.

– В самом деле, хотя бы дрова рубил, так и дрова привозят уже готовые. И бойни у нас нет, коров режут прямо в селах, а сюда везут мясо. Ладно, пока будешь принимать зерно, когда привезут из сел. Говорят, хозяйка велела мельницу поставить подальше от замка, чтобы сюда везли готовую муку, а то скрип ее раздражает.

– Но не всегда, – заметил я с видом знатока, – а только в определенные дни?

Мы похихикали, чувствуя свое полное превосходство, у нас настроение не зависит от физиологии, мы если и дуреем, то просто так, нам причины не надо, у мужчин артистические натуры, можем взорваться и от скрипнувшей двери или недосоленного супа.

Дверь приоткрылась, заглянула молоденькая девушка с круглым личиком, задорно стрельнула в меня бойкими глазками и сказала быстро:

– Это тебя зовут Дик?.. Быстро, тебя изволит видеть госпожа!

Я торопливо вскочил. Девчушка тут же отпрыгнула от двери и поспешила через холл к широкой лестнице наверх, я заторопился, догадываясь, что промедление бывает чревато, ибо если власть развращает, то власть волшебника развращает просто волшебно. – Девчушка торопливо взбегала по ступенькам, у меня перед глазами маячил ее тугой вздернутый зад.

– Как тебя зовут? – спросил я.

Она ответила торопливо, не оглядываясь:

– Мадина. Быстрее!

Мы взбежали на второй этаж, девчушка остановилась.

– Все, мне дальше не позволено. Иди сам. Еще этаж, а там налево.

– Ну, налево, – пробормотал я, – это мы всегда… недаром у мужчин левая симметрия. Ночью увидимся?

– Торопись! – крикнула она.

Мне почудился в ее голосе страх, я на всякий случай поддал ходу, взбежал на третий, свернул налево, сразу открылся зал, уютный и теплый, втрое меньше холла. Стены отделаны ценными породами дерева, светильники дают ровный мягкий свет, но достаточно яркий, чтобы все в зале выглядело празднично. Деревянные панели, закрывающие камень стен, украшены золотыми листьями, умело и со вкусом стилизованными, мебель покрыта резьбой, а ножки стола и кресел настоящие произведения резного искусства.

На массивных и широких пилонах окна из цветного стекла: красного, синего, оранжевого и желтого. В них столько света, что я лишь вблизи сообразил, что совсем не окна, мозаика выложена прямо на камне, а свет идет изнутри самого стекла, из-за чего они кажутся окнами.