Калки - Гор Видал

— Нет. Я имела в виду, что он сумасшедший.

Доктор Ашок убрал пакетик. Вдруг я поняла, что его волнистые седые волосы — это всего-навсего парик, и вспомнила, что мужчины более тщеславны, чем женщины. Для нас внешность — средство выживания. Для них — средство сделать карьеру. Почему я была так шокирована, когда прочитала, что Джон Уэйн[8]сделал подтяжку? Впрочем, какой смысл сейчас задавать риторические вопросы в стиле доктора Ашока? Смешно…

— Святые безумцы известны с давних времен, так что вполне возможно, что он сумасшедший. Но важнее другое, моя дорогая леди: с какой целью он это сделал и кому это выгодно?

Наступила долгая пауза. Он смотрел на меня. Золотые глаза сузились. Нет, не сузились. Я снова впадаю в вейсизм. Когда доктор Ашок хотел силой привлечь ваше внимание, он моргал. Сейчас его глаза были круглыми, как испанские золотые дублоны, в прошлом году найденные двумя любителями серфинга к северу от Транкас. Потом дублоны оказались поддельными. Но любители серфинга были настоящими.

Мне пришлось вставить в его монолог пару фраз.

— Поскольку я не имею об этом представления, какой смысл спрашивать? — Я хмыкнула.

— Кто больше всего похож на этого псевдо-Калки?

— Настоящий Калки. — Ответ показался мне удачным. Я видела, что начинаю действовать доктору Ашоку на нервы почти так же, как он действовал на нервы мне.

— Настоящий Калки появится в будущем, через тысячи лет. Они разделены стеной времени. «Есть что-то любящее стены», как когда-то писал ваш великий поэт Эдгар Но. — Доктор Ашок явно страдал слабой формой метафазиса. Он непроизвольно менял местами слоги и буквы. Я с трудом догадалась, что он имел в виду Эдгара По. — Нет, я считаю вашего мистера Келли пешкой в политической игре…

— Минуту назад вы обвиняли его в торговле наркотиками.

— Одно другому не мешает! — Доктор Ашок хлопнул в ладоши. — Теперь мы начинаем видеть общую картину. Допустим, некое государство хочет совершить подкоп под Запад. Самый лучший способ добиться своего — это развратить и ослабить противника с помощью наркотиков. И предложить им фальшивую религию, которая говорит, что вот-вот начнется конец света. В конце концов, кто пошел бы служить в ваши доблестные вооруженные силы, если бы находился в невменяемом состоянии?

— По-моему, в нашу армию только такие и идут, — буркнула я. Будучи летчиком-испытателем, я почти десять лет работала с представителями Военно-воздушных сил и была уверена, что Соединенные Штаты не могут выиграть никакую войну. Американскую армию губили алкоголизм и некомпетентность. К счастью, русские находились в таком же положении. Кое-кто понимал, что равновесие между Востоком и Западом последние тридцать лет поддерживается благодаря не ядерному оружию, а водке и виски. Можно не говорить, что я не собиралась делиться этим соображением со штатским в волнистом седом парике.

Доктор Ашок не обратил внимания на мою реплику.

— Общество, ослабленное наркотиками и фальшивой верой в таинственный конец света, не может защитить себя от коммунизма. Псевдо-Калки — агент… — Доктор Ашок осекся. — Именно это мы и должны выяснить, моя дорогая леди. России? Китая? Вьетнама? Кореи?

— А почему не Кубы? ЦРУ считает…

В этот момент «Боинг-747» дрогнул, провалился в воздушную яму, и в салоне прозвучал голос капитана:

— Внимание, ребята, мы проходим атмосферный фронт. Прошу пристегнуть ремни, а членов экипажа вернуться на свои места.

Самолет начало мотать из стороны в сторону, и я испугалась, что вот-вот умру. Раньше я испытывала это чувство только тогда, когда летел кто-то другой. Но доктор Ашок продолжал пить. Как ни странно, он не расплескал ни капли. И продолжал объяснять, объяснять, объяснять… Он подозревал, что Калки — советский агент. По его мнению, было очень подозрительно, что Калки объявился именно в Непале — буферном государстве между врагом Советов Китаем и предполагаемым другом Советов Индией. Он сравнивал Келли с преподобным Сан Муном, другим мессией, работавшим в Соединенных Штатах. Считалось, что преподобному Сан Муну платит правительство Южной Кореи, которому платит американский конгресс, члены которого, в свою очередь, получают взятки от южнокорейцев.

Доктор Ашок был из той породы людей, которым нравится связывать все на свете. Я придерживалась противоположного мнения. Я признавала только ощутимые связи. Но, с другой стороны, я достаточно подозрительна. Я понимала, что доктор Ашок не случайно оказался моим спутником. Догадывалась, что он хочет использовать меня, чтобы получить информацию о Калки. Прошу обратить внимание: я с самого начала была уверена, что он — агент ЦРУ. Иначе зачем бы ему понадобилось носить этот дурацкий парик?

В Нью-Дели я прилетела, выжатая как лимон. Совершенно дезориентированная (точнее, дезоксидентированная)[9], я вместе с доктором Ашоком ехала на машине от аэропорта до гостиницы. Узкие улицы были заполнены смуглыми уродливыми людьми. Доктор Ашок махал им рукой, как будто он был далай-ламой. На западе стояла все еще яркая луна. Рассвет был бледно-розовым. Воздух пах древесным дымом, карри и навозом. Если бы о путешествии, проделанном в наркотическом бреду, можно было составить отчет, то Нью-Дели был бы как раз таким случаем.

На бледно-зеленой лужайке у гостиницы «Оберой-Хилтон» торчали розовые фламинго. То ли розовыми их делал восход, то ли я бредила и никаких фламинго — ни розовых, ни серо-буро-малиновых в крапинку — не было и в помине. Как и лужайки.

Я прошла прямо в свой номер, где обнаружила четырех красивых девушек в сари. Они просто стояли там, хихикали и ничего не делали. Думаю, они были горничными, иностранными агентами или продуктом моего воображения. Я шуганула их из номера. Не раздеваясь, легла в постель. И уснула.

Шесть часов спустя у моей кровати зазвонил телефон. Я закинула руку за голову и взяла трубку. Откуда-то издалека донесся юный женский голос, с американским акцентом произнесший то, что показалось мне нечленораздельным набором слогов:

— Миссис Оттингер? Это Лакшми.

Я все еще находилась в плену кошмара. Мне снились розовые фламинго, желто-белые зубы доктора Ашока и Арлен, стоящая рядом с бассейном в форме желчного пузыря. На Арлен было ожерелье из зубов доктора Ашока и больше ничего, если не считать вечной невротической морщинки, вызванной рекламой кофе «Джедда». Когда раздался звонок, один из фламинго изогнул шею и превратился в телефон. Я вздрогнула и поднесла к уху птичий клюв. Фламинго прошептал:

— Я жена Калки. Я внизу, в вестибюле.

— Не подходите близко к фламинго, — сказала я. — Они могут быть опасными. — Тут я проснулась, отменила упоминание о фламинго и сказала жене Калки, что я спущусь к ней, как только приму душ и переоденусь. Что и сделала. То есть надела платье. Я была слишком измучена и не в том настроении, чтобы одеться по-мужски. После сна у меня было такое ощущение, что я могу пройти сквозь стену.