Четвертая империя. Заговор наркомовских детей - Ирина Владимировна Волкова

отношения. При строгом семейном воспитании Нины и ее явно несерьезных романах, а скорее девичьем флирте, и с Вано, и с Володей, а также абсолютной неопытности последнего иной исход был маловероятен. Свидание наедине было необходимо Володе в качестве алиби, которое можно было бы предъявить товарищам во избежание своего посрамления. Однако такой оказии не случилось за весь май. Отъезд Нины близился, и по логике спора Володе оставалось совершить убийство, которое он пообещал в запальчивом угаре. За 12–14 дней до реальной трагедии на Каменном мосту Вано Микоян со смехом рассказывал своей знакомой девушке Л. Смирновой о том, что Володя собирается застрелить Нину Уманскую. [88] Понятно, что товарищи не верили в способность Володи выполнить ни одну из озвученных им угроз. Масла в огонь подлил близкий приятель братьев Микоянов Л. Реденс, который напомнил ему о его браваде, сказав, что «Нина вот-вот уедет, а он так и не начал с ней жить»[89]. Сложившаяся обстановка сильно давила на Володю. По словам одноклассника А. Хмельницкого, в эти последние дни учебного года он «сидел, опустив голову на парту, был раздражителен, молчалив, за что его в классе прозвали «психом»[90].

Однако 30 мая произошло событие, которое резко поменяло положение Володи, сняв с него груз обещания любыми способами воспрепятствовать отъезду Нины. В этот день на даче Шахуриных праздновали день рождения хозяйки дома. Среди гостей были семьи Рейзенов и Уманских со своими детьми, а, кроме того, в детской компании присутствовали Вано и Серго Микояны. Поздно вечером гости стали разъезжаться, а девочки Таня Рейзен и Нина Уманская попросились на ночевку с тем, чтобы на следующий день продолжить праздник. Это было разрешено — для них были приготовлены кровати в комнате рядом со спальней С.М. Шахуриной. Рано утром к ним обеим зашел Володя и пригласил покататься на машине. Приехавшие вскоре братья Микояны присоединились к общему веселью. Однако послушаем, что рассказал об этом дне Вано Микоян: «На следующий день я приехал к Володе на дачу, и он мне по секрету сказал, что в минувшую ночь Нина ему отдалась. Володя рассказал, что он ночью пришел в комнату, где спали Нина и Таня, что Таня притворилась спящей, а он был с Ниной. По словам Володи, Таня об этом потом рассказала своей матери, а та — Софье Мироновне, т. е. матери Володи»[91]. Володе в этот день повезло еще раз, когда Софья Мироновна за обедом невольно ему подыграла. Вот как это передал тот же Вано Микоян: «В тот же день за обедом мать Володи в моем присутствии намекнула на это, и вот каким образом. Володя попросил подать вино, а его мать резко сказала: «Нет, не дам, я тебе разрешила только в день моего рождения, и то ты себе позволил то, что я никогда даже не могла предполагать». Когда мать Володи произнесла эту фразу, то он под столом пожал мне ногу, давая этим понять, что мать, или, как он ее называл, «черный бомбардировщик», дескать, все знает»[92].

Разумеется, никакого секса не было, и Володя ночью не заходил в комнату девочек — это на следствии подтвердила Таня Рейзен[93]. Замечание же С.М. Шахуриной о том, что Володя допустил нечто непозволительное, относилось к вину «Хванчкара», которое он выпросил для своей компании. Однако двусмысленность ее высказывания сработала в его пользу. Окрыленный тем, что добыл себе «алиби», Володя без зазрения совести продолжил врать товарищам. Помимо В. Микояна, о своем сожительстве с Ниной он сообщил Л. Реденсу и А. Хмельницкому, добавив, что она была от него беременна[94]. Все последующие дни он провел в прекрасном настроении.

Верил ли Вано Микоян россказням своего товарища? С одной стороны, зная его привычку к хвастовству и сочинительству, навряд ли. С другой, его признание как будто подтвердила Софья Мироновна. Ситуация прояснилась 1 июня, когда к Володе пришел Вано, а к С.М. Шахуриной ее подруга Р.Э. Коренблюм, у которой на эту дату выпал день рождения. Хозяйка налила себе и подруге вина, а на вопрос Володи, почему им с Вано не дали выпить, ответила: «Ты, что же, Володенька, думаешь, если 30-го в мой день рождения, вам дали вино, так это войдет в систему. Нет, детки, этого не будет»[95]. Эта фраза убедила Вано в том, что 31 мая С.М. Шахурина имела в виду вовсе не факт близости сына с Ниной, а его приобщение к алкоголю.

Вечером 3 июня Нина, Володя и Вано договорились о последней встрече перед долгим расставанием. Вано зашел за Володей на квартиру Шахуриных с двумя пистолетами в карманах. Один из них был его собственный, другой — брата Степана. Как он потом объяснял следователям, этот второй был захвачен случайно — он его чистил по просьбе брата и машинально сунул в карман[96]. Однако это было неправдой: еще за несколько месяцев до рокового дня Софья Мироновна, узнав, что он носит с собой пистолет, категорически запретила приходить к ним в дом с оружием, а тот пообещал, что этого больше не повторится[97]. Это же требование она озвучила при встрече в школе с матерью Вано — А.Л. Туманян[98]. Выходило, что направляясь к Шахуриным, он прихватил пистолет брата «про запас» на тот случай, если мать Володи все же обнаружит его собственный и отберет его. По всей видимости, в этот день Вано решил во что бы то ни стало вооружить Володю. Безусловно, не для того, чтобы подтолкнуть к убийству, а для того, чтобы отучить от замашек фанфарона и побудить к окончанию сомнительных и рискованных развлечений с «Четвертой империей».

На первом допросе 5 июня 1943 г. в прокуратуре СССР Вано Микоян рассказал: «когда я, Нина и Володя гуляли втроем по улице, то Володя при Нине сказал: «Мы с Ниной вошли в Париж» — это значит вступить в близкие отношения с женщиной или девушкой. Нина, которой было хорошо известно значение этой фразы, покраснела, но молчаливо подтвердила, что Володя сказал правду»[99]. Однако на втором следствии в НКГБ в конце июля из страха изобличения в обмане он не повторил этого рассказа. В действительности, если бы Нина, пусть даже молчаливо, признала факт «вступления в Париж» с Володей, оба они остались бы живы. Простая логика подсказывала, что на прогулке 3 июня произошла серьезная ссора: скорее всего, Нина с возмущением отвергла прозрачный намек