Оставаясь в меньшинстве - Леонид Борисович Невзлин

Просто уходил на наших глазах. Последние шесть месяцев были самыми мучительными. Когда родилась моя первая дочь Ира, мы не смогли показать ее прадеду. Пятнадцатого января 1979 года он умер, не приходя в сознание…

Бабушке тогда было шестьдесят восемь. По нынешним временам совсем немного. Но после похорон она стала ходить, почти задевая носом землю, будто с грузом на плечах. Уход самого близкого и дорогого ей человека просто согнул ее дугой…

Я сохранил от деда две вещи. Первая — это серебряный портсигар с рельефом Медного всадника на крышке и с дарственной надписью от сослуживцев. А вторая — часы «Полет» на пятидесятилетие — золотые, тонкие, механические, тоже с дарственной надписью. Их я с собой из России увез, а награды и орденские книжки до сих пор в Москве.

Глава 3.

Комиссары, вперед!

Мой дед по отцовской линии Иосиф Борисович Невзлин родился в 1909 году в Дубровно. Отец его Борис Соломонович был самым настоящим бедняком: работы постоянной не имел, к тому же был глухонемой. С детства Иосифу приходилось помогать отцу — летом они ремонтировали крыши, а зимой чинили галоши.

На улице соседские мальчишки дразнили Иосифа сыном немого, друзей у него не было. Его мама Песя, Песах, умерла еще в 1912-м, едва ребенку исполнилось три года. В 1922 году скончался отец, и в свои тринадцать Иосиф остался круглым сиротой.

С шести до двенадцати лет Иосиф ходил в традиционную еврейскую школу-хедер, изучал основы еврейской грамоты. Ему пришлось продолжить учебу в детском доме в Смоленске, затем — в детском доме в Вязьме. Но в отличие от Марка Лейкина Иосиф не стал покидать свое местечко, а вернулся в Дубровно и пошел работать на фабрику ткачом. Здесь же началась его партийная карьера. Впрочем, если бы дед услышал такое выражение, то очень обиделся бы: он с детства искренне верил в революцию, в коммунистические идеалы.

После Февральской, а за ней и Октябрьской революции для энергичных молодых евреев — особенно с правильным, пролетарским происхождением — открылись новые пути, новые возможности. Юноши и девушки хлынули из местечек в столицы и крупные города, поступали в советские университеты и институты, устраивались на работу, служили в армии, во флоте, в милиции и даже в ЧК[18]. «Простой русский народ» зачастую с подозрением и неприязнью поглядывал на всех этих выскочек, говоривших со странным акцентом. Но официально евреям не чинилось никаких препятствий: коммунисты провозглашали пролетарскую солидарность и дружбу народов в СССР. Результаты не заставили себя долго ждать: в конце тридцатых годов на многих руководящих постах можно было увидеть молодых энергичных евреев — на производстве, в науке, в армии, в искусстве, в кинематографе… Даже музыку к песне «Широка страна моя родная», в которой были такие слова:

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек! —

написал еврей с Полтавщины Исаак Дунаевский[19].

На фабрике в Дубровно Иосиф вступил в комсомол, позже стал коммунистом. Работал корреспондентом местной заводской газеты. Здесь же, на фабрике, он встретил свою будущую жену Рахиль.

В конце 1931 года Иосифа призвали в армию, а через год направили в военно-политическую школу в Ленинграде. Там обучали будущих армейских политических работников, или, как их еще называли, комиссаров.

Армейский комиссар играл очень важную роль. Он должен был воспитывать рядовых бойцов и командиров в коммунистическом духе и объяснять им политику партии. Должность комиссара появилась впервые еще в XVI веке в армиях итальянских республик, когда армии состояли из наемников — комиссары присматривали за их лояльностью нанимателям. В Красной армии эта должность была введена в 1918 году: на сторону большевиков после революции перешло довольно много бывших царских офицеров, вот за ними и присматривали комиссары. И, безусловно, они должны были также идейно вдохновлять бойцов Рабоче-крестьянской армии на борьбу с мировой буржуазией.

В 1920 году таких комиссаров в армии было уже три тысячи человек.

Вот как о них отозвался Лев Троцкий, один из вождей большевиков и создатель Красной армии: «В лице наших комиссаров… мы получили новый коммунистический орден самураев, который — без кастовых привилегий — умеет умирать и учит других умирать за дело рабочего класса».

Звучит романтически возвышенно. Но такими тогда были представления о смерти — и своей, и чужой.

Самурай не самурай, но мой дед принадлежал именно к тем людям, на которых опиралась советская власть все годы своего существования. И сами эти люди считали себя неотделимой частью советского государства.

Дед Иосиф Невзлин встретил Великую Отечественную войну, служа в артиллерийском дивизионе на Ораниенбаумском плацдарме, расположенном на южном берегу Финского залива и сыгравшем важную роль в защите Ленинграда. И, как и большинство армейских политработников, он вместе с бойцами и командирами прошел через все бомбежки и обстрелы. В 1943 году во время боев его контузило и ранило в ногу. После окончания войны дед вместе со своей частью был передислоцирован в Крым, где занимал партийные должности в различных структурах Черноморского флота.

В 1949 году он получил звание подполковника и вполне мог бы со временем дослужиться до генерала…

Но в годы войны отношение Сталина и его помощников к евреям стало удивительным образом меняться. Парадоксально, но именно в Советском Союзе, который, как утверждалось и утверждается, сыграл решающую роль в разгроме нацистской Германии, уничтожившей миллионы евреев в Холокосте, — начала все более открыто проводиться антисемитская политика. В 1944–1945 годах евреев начали снимать с высших должностей в партии, армии, на производстве, в органах безопасности… В газетах и на радио замалчивались подвиги еврейских солдат и офицеров. Нельзя сказать, что это была официальная кампания. Возможно, причиной было желание угодить разыгравшимся антисемитским настроениям «народных масс»: распространялись слухи, будто евреи не воюют, а отсиживаются в тылу. Бытовой антисемитизм в СССР никуда не делся. Антисемитские стереотипы оказались сильнее объективных фактов: на фронтах Великой Отечественной воевало более полумиллиона евреев, а по количеству боевых орденов и медалей воины-евреи находились на третьем месте после русских и украинцев.

После Победы антисемитизм постепенно стал превращаться в одну из важнейших составляющих идеологических кампаний в СССР. Происходило это закономерно, в ходе общего изменения идеологии коммунистического режима. Началось все это еще до войны, когда выяснилось, что идея всемирной революции утратила свое значение. Сталин все реже стал говорить о ней, на смену интернационализму пришли рассуждения о патриотизме, о русском народе как старшем брате. А 24 мая 1945 года