Древние боги славян - Станислав Ермаков

По большому счёту, язычество есть следование правилу разумного, сознательного самоограничения, рамки которого определяются сложившимися природными условиями существования того или иного человека, рода, народа, исповедующего язычество. Эти рамки были, есть и будут различными для жителя гор, равнин, приморья, Севера, Юга, Востока, Запада, но они были, есть и будут. И потому охотнику-северянину, чтущему бога Леса, и его потомкам или земледельцам лесостепи архетипически будут чужды вера, образ мысли и действия бродяги, согбенного пред бескрайним Небом и палящим Солнцем пустыни — здесь господствуют свои архетипы, вполне уместные в конкретных условиях.

Что касается единого общеславянского пантеона, то, видимо, таковой все жё никогда не существовал — разве что короткое в историческом смысле время на ранних этапах формирования (вычленения) праславянской общности из индоевропейской. Каждое племя по мере исторического развития (если не каждый отдельный род) представляло и называло богов по-своему. Условно можно говорить о Северной (северо-западной) Традиции и Южной Традиции его построения. Южную в нашем понимании отличает то, что во главе сонма богов оказывается Громовержец (как, например, в Древней Греции и Древнем Риме), а Северную — то, что Громовержец лишь один из многих и он менее значим, нежели бог знания, магии и Дикого мира.

«Анализируя религиозную ситуацию в дохристианской Руси, нельзя не учитывать, что по основным структурным характеристикам восточнославянский политеизм был идентичен политеистическим верованиям финно-угорских народов Восточной Европы. Распределение богов по их принадлежности к „верхнему“ или „нижнему миру“, их связь с теми или иными сферами хозяйственной и общественной жизни четко прослеживается в религиозно-мифологических традициях поволжско-финских или прибалтийско-финских народностей. Много типологических параллелей с традиционной обрядностью и магическими верованиями славянских народов можно найти в аграрных и семейных ритуалах финно-угров» (Карпов, 2008, с. 46).

Сложности с письменными источниками приводят зачастую даже к отказу славянским богам в «праве на существование», а дошедшие до нас свидетельства о вере в них рассматриваются как поздние домыслы, эдакая литературная игра. Исследователи порою полагают, что славяне «не дозрели» до тех уровней абстракции, которые присущи, допустим, мифологии греков или римлян. Но достаточно ли у нас данных, чтобы судить об этом? Едва ли. Если так, то ни одна точка зрения не может быть признана правильной.

Обратная сторона — стремление выдумать богов, следуя, видимо, принципу «чем больше — тем лучше», которым грешат многочисленные нынешние реконструкторы, мало знакомые с историей и основной логикой развития мифа и мифологического мышления, с особенностями традиционного мировосприятия.

Вместе с тем именно они-то и есть своего рода отправные точки для тех, кто стремится восстанавливать не только «формальную», но содержательную сторону древних верований не только славян, но и других народов.

Однако попробуем представить себе — в самых общих чертах! — мир Европы (не хорошо известное нам Присредиземноморье) в пору складывания славянских племён.

Уже две тысячи лет назад славяне и их предки, заселявшие значительную часть Восточной и Центральной Европы, отнюдь не были тем единым народом, который представляют себе далёкие от исторической науки люди.

Единая индоевропейская общность к тому времени давным-давно уже распалась на отдельные группы, многие из которых успели уже перебраться далеко-далеко от мест, где когда-то сложились. Иноплеменники где-то жили в тесном соседстве, даже в одних селениях, где-то враждовали; где-то смешивались друг с другом или с народами других групп. Потому война то утихала здесь, то начиналась там…

Для нас не так важно, что именно происходило. Важно, что все народы, с одной стороны, сохраняли немало общего в верованиях и представлениях, но с другой — всё более различались между собой.

Немалое значение имело и то природное окружение, в котором прорастали побеги даже этого некогда единого древа, ибо мало что столь же сильно влияет на отношение человека к окружающей действительности. Одно дело — богатое и тёплое Средиземноморье; другое — горные массивы (Кавказ, например); третье — холодные северные фьорды в лучах полярных сияний и уж совсем четвёртое — лесная полоса. Именно в лесной полосе Европы жили те индоевропейские народы, которых в VI в. н. э. авторы письменных источников начинают называть по неким общим признакам (прежде всего, вероятно, по общности языка и обычаев) славянами (склавинами), используя, как теперь полагают учёные, их самоназвание. Не так важно для нас сейчас, какое именно междуречье — Вислы и Одера или Двины и Днепра — стало «точкой отсчёта». Однако факт остаётся фактом: от Балтики до Балкан, от Альп до Волги более или менее плотно заселили земли наши с вами прямые предки или, скажем так, родственники. Да, они разнились всё больше и больше, но жили сходным укладом: земледелие, животноводство, промыслы (охота, рыболовство, бортничество), что не могло не повлиять и на сходство представлений о мире…

«Вообще же для мировоззрения крестьян характерна целостность, синкретичность восприятия мира во всех его частях и проявлениях, постоянное ощущение взаимозависимости людей и природного универсума, включенности человека в космоприродный ритм» (Власова, 1995, с. 11).

В Центральной Европе, этом бурлящем котле племён и народов (от иных и имени-то до нас не дошло), или на юге Восточной Европы, в опасной близости от путей кочевников, опасность нападения врагов всегда была повыше. Да и сами тамошние славяне по нраву были… скажем так, пожёстче, отнюдь не мирными землепашцами диковатого вида — от сохи да гумна.

«В древних обществах вообще практически сливались особенности хозяйствования, быта, культуры и религии. А потому и понять их можно лишь в комплексе. Это означает, что первостепенное внимание должно быть уделено именно этническим отношениям. Как правило, этносы древности и сохранялись до тех пор, пока их цементировала религия.

Но и вливаясь в новую общность, распавшийся этнос привносил что-то свое, более или менее значительное, часто пробивающееся сквозь века через народность вплоть до наших времен. речь идет не о сумме однопорядковых явлений и тенденций, и противоборство их тем острее, чем ближе затрагиваются собственно социальные проблемы» (Кузьмин, 2004, с. 19).

И всё же славяне сохраняли до поры (а отчасти и по сей день) сходство языков, похожие обычаи и восприятие мира. Как было сказано, очень многое в этом восприятии роднило их с другими индоевропейскими народами, прежде всего — балтами и германцами и отчасти — с так называемыми «кельтами» (точнее, с той общностью, которой было дано это наименование). Кроме того, они никогда не отказывались заимствовать что-то у своих соседей и позволяли им что-то заимствовать у себя. Что и привело к смешению и наложению верований, представлений и обрядности. Естественно ожидать, что так происходило в областях, где общение разных народов было более плотным и тесным.

В связи с вышеперечисленными обстоятельствами возникают вопросы, окончательного и однозначного ответа на которые честные учёные до сих пор дать не в состоянии.