Домой - Владимир Козлов

– Ничего я не хихикаю, – звучит попсовый женский голос. – Я с нетерпением жду рассказа нашего гостя, все части моего тела приготовились слушать…

– Даже так? – говорит ведущий и снова дебильно хохочет. – Ладно, все, успокоились, а то мы Михаилу слова не даем сказать. Прошу вас, мы все, а в частности, части тела нашей Катюши, вас внимательно слушаем…

– Извините, а какой был вопрос?

На сиденье сзади чувак кого‑то грузит:

– …У меня один кент знакомый охеревает – почему это вы не любите Москву, хотите все свалить? У вас же здесь все есть, что и на Западе, это же не Африка какая‑нибудь… Не, ему хорошо говорить – он лет десять назад или больше уехал в Германию, давно уже имеет немецкий паспорт, работал в крупной конторе, выслужился и сейчас его прислали сюда директором по продажам в их московский офис.

– А что за контора? – спрашивает собеседник.

– Забыл я, не первый эшелон, но стабильно второй, стройматериалы, что ли… Короче, ему снимают квартиру на Малой Дмитровке, тысяч за пять баксов. Машина с шофером, зарплата в сто тысяч евро в год – это минимум. Он кроме офиса, крутой своей хаты и дорогих кабаков ничего здесь не видит – вот ему и кажется, что Москва – это рай.

– Край это, а не рай.

– Край чего?

– Всего.

Место: Родина

Дата: 17/11/1992

Время: 14:48

Музыка: нет

За окном проезжали грязные машины, перлись куда‑то унылые люди с зонтами. В кафетерии гастронома, кроме меня, Иры и продавщицы, не было никого. Я ладонью стряхнул со стойки крошки и поставил на нее две чашки кофе. Край одной чашки был отбит. Я пододвинул ее к себе.

– Ты точно не хочешь пирожное? – спросил я.

– Точно.

Ира расстегнула фиолетовую куртку из «мятой» ткани, с вышитой пальмой и надписью «Phuket». Под курткой у нее был черный свитер. Она улыбнулась.

– Чему ты улыбаешься?

– Так просто…

– И вообще, какая‑то ты странная сегодня…

Ира взяла ложечку, помешала кофе, сделала глоток.

– Нет, не странная, все нормально…

Я резко взял чашку. Несколько светло – коричневых капель упали на черную кожу куртки. Я отпил и поставил чашку на стойку.

– Рассказывай, кто он…

– Не расскажу. Это тебя не касается.

– Как хочешь. Мне просто любопытно.

– Я ничего тебе про него не скажу…

– А это не тот, про которого ты тогда говорила? Юрген, или как там его кликуха?

– Нет, нет, ты что? Он просто ко мне клеился, но я ему сразу честно сказала…

– А этот кто? Из твоей группы?

– Нет, из параллельной. Но это все. Я больше ничего не скажу…

– Боишься, что отпиздим?

– Не надо так говорить. Мне противно от тебя слышать маты. И, кроме того, я знаю, что ты этого не сделаешь.

– Почему?

– Потому что ты – друг…

Она взяла чашку сделала большой глоток, поставила на стойку.

– Или ты не считаешь себя моим другом?

– Считаю, но…

– А давай не будет никаких «но», хорошо? Это ведь ничего не изменит. Ты всегда вел себя как друг. И я считала и считаю тебя другом… Я не сразу стала тебя им считать… Но ты был единственным, кто меня понял тогда, когда Бурый… И потом… Ты всегда готов дать мне денег, готов меня выручить, просто я не могу у тебя их взять…

Хлопнула дверь. В кафе зашел Саня, махнул мне рукой, губами поздоровался с Ирой. Она, улыбаясь, ответила:

– Привет.

Саня пошел к кассе.

– Ты знаешь, я пойду… – сказала Ира.

– Да, если тебе надо.

– Пока. Спасибо…

Ира посмотрела в свою чашку. На дне оставалось немного кофе. Она подвигала ее по стойке и отставила.

– Пока.

Ира пошла к дверям, на ходу нажала на кнопку зонтика. Он не открылся, в нем что‑то заело. Ира повернулась, глянула на меня, еще раз нажала на кнопку. Зонтик открылся. Она вышла. Захлопнулась дверь. Саня подошел к моей стойке со стаканом чая и двумя пирожными.

– Короче, слушай, дела наши хуевые.

– А что такое? Горбатый опять что‑то хочет? Мы и так ему нехило отдаем за место…

– Не, Горбатый вроде бы пока заткнулся. Здесь другое. Батон и Чика валят в Польшу на рэкет. Нас кидают, на хер. Остаемся без крыши, без нихуя.

– Откуда ты знаешь?

– Рыхлый рассказал. Они к нему приперлись, распытывали, что да как – у него ж там брат уже полгода…

– А Питон?

– Питон, скорей всего, поедет с ними. Они ж три друга, три товарища… Своей головы нет ни у кого, только все вместе. Решили, бля – хули на базаре с куртками стоять, зарабатывать сто баксов в неделю? А в Польше на рэкете те же сто баксов можно сделать за день, ни хуя при этом не делая.

– Да, это плохо, что они у нас за спиной…

– А что ты от них хотел? Думал, что ли, что они – друзья? Говнюки они, а не друзья. Думают только о себе, нас ни в хуй не ставят…

– А если к ним на хвост?

– То есть – на хвост? В Польшу, что ли?

– Ну а что? Почему бы и нет?

– Нет, ты что? Ты понимаешь, о чем говоришь? Это ж, бля, стопроцентный криминал, вымогательство. За это, знаешь, что бывает?

– Знаю.

Место: Польша

Дата: 16/05/1993

Время: 14:07

Музыка: нет

Старый сто девяностый «мерс» стоял на обочине. По обеим сторонам шоссе был лес. Питон, Батон и Чика играли на капоте в карты и пили баночное пиво. Саня сидел за рулем, я – рядом с ним.

– И что дальше? – спросил Саня.

– То есть?

– Тебя еще не заебало?

– Меня давно уже все заебало. Все вообще.

– Я не про это.

Я посмотрел на пацанов. Батон бил Чике – проигравшему – щелбаны.

– Странно, что они на щелбаны играют, а не на бабки, – сказал я. – Детство, видно, вспомнили…

– При чем тут, на хуй, щелбаны? Ты что, вообще не просекаешь? Что нас в любой момент могут повязать? Что все это, на хуй, скоро кончится? И кончится херово…

– Поляки нас не тронут. Им насрать. Мы ж поляков не трогаем. А что у нас со своими – их не волнует, и ты это знаешь. Тем более, мы никого не пиздим, и денег берем немного. Пятьдесят тысенций – это мелочь, каких‑то три доллара с носа. Некоторые снимают по полтиннику…