280 дней вокруг света: история одной мечты. Том 2 - Артемий Александрович Сурин

в столовой пустуют два места, занятые для наших девушек (наверное, снова долго собираются), я стал делать наброски основного на телефоне, чтобы передать им пропущенное. Нужно дать полное понимание важности происходящего, чтобы потом не было неприятностей. И вдруг Сашин локоть настойчиво врезается мне в бок. Я начинаю быстро вертеть головой, пытаясь понять, куда этот локоть призывает меня посмотреть. Ах… вот куда!

В дверь, расположенную прямо напротив всех восьмидесяти заполненных сидений, виновато извиняясь, тихонько просачивается Света. Как бы выступая в роли анонса главного шоу. За ней дверь распахивается на всю мощь. В нее неотразимо и уверенно ступает фигура в белом полушубке и шапке из песца. Нет, не в шапке — в шапище! На нее, наверное, ушло минимум три зверька, которых мы как раз и едем защищать. Трындец! Если в придорожном баре мне в целом было все равно, что именно подумали суровые байкеры, то тут я реально хотел провалиться сквозь землю. В данном случае сквозь палубу. Мы были единственными представителями стран бывшего СССР на судне — и сразу максимально проявили себя, добились славы!

С этой минуты Таня стала центральной темой не только в нашей компании, но и на всем корабле. С теми, кто поскромнее и потактичнее, например группой интеллигентных японцев, особое отношение чувствовалось спинным мозгом. От тех, кто пораскованнее, постоянно прилетали взгляды в баре или прямые насмешливые выкрики: «Как там ваше величество поживает?»

Нам с Саней и Светой не было обидно ни то ни другое. Мы сами прекрасно улавливали абсурдность Таниного образа и постоянно подсмеивались над ней, чтобы держать в тонусе. Тем более она даже не думала устыдиться и признать, что оплошала, а пошла напролом. Когда я попытался напомнить, что предупреждал перед туром о всей гринписовской истории и неуместности ее натурального выпяченного меха, она агрессивно огрызнулась:

— Да пошли они все! Я тащила с собой чемодан не для того, чтобы слушать наставления, что мне тут носить. Не нравится — не смотри.

С этого момента у нас троих в отношениях с Таней пошел напряг. Периодически случалась оттепель, но в целом чувствовались ее колючки и желание что-то доказать. Принципиально не выключала вообще никакие манеры и замашки, а нарочито подчеркивала их. Я понял, что заниматься тут перевоспитанием слишком поздно, поэтому решил успокоиться и величал Танюху гордым титулом «звезда». Буквально через пару дней весь корабль поймал этот вайб и отовсюду слышалась иностранная интерпретация «star» на разных языках. Таня восприняла это как дань восхищения и уважения к своей персоне. Мы не мешали.

Самым сложным куском пути был пролив Дрейка между Антарктидой и Огненной Землей. На этой широте вообще нет значительных участков суши, отчего создается непрерывный круговой поток антарктического циркумполярного течения. У этого отрезка пути дурная слава из-за частых ураганов и реальной возможности напороться на айсберг, скрывающийся среди волн.

50 часов болтанки среди двенадцатиметровых волн — словно пропускной билет на Белый континент. Теперь все оценили важность поручня у кровати. Практически все переносили качку тяжело — в столовой три раза в день закидываешься таблетками от укачивания и поглощаешь пищу под непрерывные блюющие звуки вокруг. На второй день мы с Саней удивились, что к завтраку спустилась только половина команды, в первый раз было не больше десяти человек. Наши девушки вообще сутки из каюты выйти не могли, мы им только таблетки периодически подносили. Маленькая желтая пилюля напрочь отрубает все чувства, и ты либо медленно передвигаешься по судну, как сомнамбула, либо все время спишь. Думать о том, что случится, если корабль начнет тонуть, совершенно не хотелось — финал был предрешен. Судно, конечно, очень серьезное и подготовленное, но если вдруг что — продержаться на воде и спастись в таком состоянии почти невозможно. Любая значимая катастрофа — и все объятые сном пассажиры и команда корабля уверенно идут на дно вместе с ним.

Я переживал этот переход относительно уверенно — дала о себе знать тренировка многочисленными качками во время яхт-трипов. Когда действие препаратов чуть ослабевало и еще рано было принимать новую дозу, даже позволял себе недолгую прогулку по палубе. На корабле была политика «открытого мостика», и я мог подниматься на свежий воздух и с высоты наблюдать за бушующей стихией.

На второй день, когда волны, обрушивающиеся с гулом на палубу, стали чуть менее опасными для жизни, я стоял вечером недалеко от капитанского мостика и слушал жутковатое завывание ветра. Такие звуки почему-то всегда приводят меня в приятное возбуждение — легкий страх сменяется иллюзорным ощущением безопасности. Когда вокруг землю сотрясают звуки грома и ливень обрушивается стеной, а ты сидишь в палатке с тоненькими стеночками из капрона — она кажется твоей крепостью. А когда происходит землетрясение, ты принимаешь позу эмбриона и прижимаешься к громоздкому предмету, который, будучи раздавлен и сплющен, все же оставляет некоторое пространство для выживания, — ты ему доверяешь. При опасности и стрессе нашей психике очень нужны столбы, за которые можно удержаться, и она отчаянно их себе рисует, чтобы мозг не отключился в самый неподходящий момент. И как маньяк-мазохист, я кайфую от таких пограничных состояний, когда вокруг тебя бушует буря, а внутри ты находишь устойчивость и спокойствие.

Из-за киношных буранов мне всегда казалось, что наш шторм должен обязательно сопровождаться нависшими тучами, сверкающими молниями и стеной ливня. Но, как ни странно, с ума сходил только океан — небо оставалось прозрачным и выдавало непривычные созвездия Южного полушария. По календарю сегодня полная луна, и я выбрался на воздух, чтобы заглянуть в ее отражение.

Несколько раз в азиатских ретритах я из интереса пробовал практику йоги с мастером. Тогда уяснил, что, закручивая себя в тантрические калачи, баланс обрести можно и нужно, если выбрать неподвижную точку перед собой и не отводить от нее взгляд. Теперь практика происходила сама собой, непроизвольно. Пока меня швыряло из стороны в сторону, я цеплялся руками за короткий столбик, а глазами — за огромный желтый диск, который казался единственной стабильной точкой в реальности. Под ногами нельзя было даже рассмотреть цвет воды — все пенилось и на глазах превращалось в центрифугу стиральной машины.

— Чувак, а ты Кейт или Лео? — послышалось откуда-то сзади. Я обернулся, у входа на мостик стоял и наблюдал за моими танцами с шестом капитан.

— Это вы мне? — уточнил я, пытаясь перекричать гул волн.

— Ну не я же здесь «Титаник» из себя корчу. Нам потом после таких, как ты, палубу вымывать. Шел бы ты отсюда в каюту.

Так мы познакомились с