Святая, смешная, грешная - Виктор Ермаков

– Жаль, люблю поболтать о чём-нибудь интересном, – сделав интригующее лицо и ударение на слово «интересном», сказала я.

– Серьёзно? – сделав изумлённые глаза, явно подыгрывая мне, произнёс он. – И о чём же таком, – слово «таком» он произнёс с явным нажимом, – ты любишь поболтать ночью по телефону?

– Ну уж точно не о погоде. Меня интересуют, точнее, волнуют, более горячие темы, я бы сказала, самые горячие точки.

– Да? – взяв меня за руки и глядя прямо в глаза, с интонацией в голосе, настроенной на откровенность и интимность, спросил он. – А можно уточнить, какие, ну… в смысле, точки?

– Да разные, – опустила я глаза.

– Ну, например? – подмигнул Костя.

– Да возьми хоть Египет, ту же самую Сирию.

– Один – один, засчитано, – рассмеялся он. – Блин, как я мог попасться?!

Принесли чай. Костя, сказав «спасибо» официантке, жестом показал, что он сам разольёт его по чашкам.

– Торговый зал и основные лифты в это время уже закрыты, – глянув на часы вымолвил Костя. Можно пешком по эскалатору, а можно подождать лифт. Тут ходит один, специально для посетителей ресторанов и клуба. Ну так как – пешочком или на лифте?

– Думаю, на лифте, но сначала оставлю тебя на минутку.

Взяв в руки сумочку, я направилась в туалет.

– Окей, тогда я рассчитаюсь, и буду ждать тебя в холле, у выхода из ресторана.

Мы стояли у лифта, молчали, каждый думал о предстоящем расставании, каждый рисовал его по-своему. Я точно знала – еду домой и никаких там вариантов типа «заедем, выпьем по чашечке кофе» или «посмотрим, какой обалденный вид на МГУ с моего балкона»…

– Кать, ты на каком припарковалась? – прервал мои мысли Костин голос.

– Внизу, в смысле, на первом, – ответила я. – А ты?

– Я на третьем.

Лифт уже пропел свою короткую мелодию и, мигнув лампочкой на стене оповещая о прибытии, остановился.

– Отлично, – сказал Костя, взяв меня за руку. Дверь лифта бесшумно открылась, мы вошли в него, и он нажал кнопку третьего этажа. Давай я подвезу тебя к твоей машине, и мы вместе выедем с парковки.

– Хорошо, – мотнула я головой, подумав: «Ну, собственно, логично. Не здесь же у лифта нам расставаться».

Расставаться… От этого мысленно произнесенного слова стало как то грустно. В голове совершенно отчётливо всплыл запах кожи салона моего нового авто, зелёные огоньки на приборной панели, дорога домой по ночному городу, пустая квартира.

Костя нажал на кнопку брелка, заставив машину откликнуться короткими вспышками огней. Я даже не заметила, как мы вышли из лифта и медленно шли по узкой полосатой, словно зебра, пешеходной дорожке подземной автостоянки. Он – высокий, стройный, в своей идеально-сидящей форме, я – в лёгком платье с перекинутым через руку кардиганом и сумкой. Мы шли, держась за руки, и чувствовалось, что искрит по-полной и что мы не готовы были расстаться. Я знала, видела по его глазам, чувствовала через теплоту руки, что он, как и я, мысленно проживает сейчас часы, проведённые сегодня, деля их на минуты взглядов, прикосновений, слов.

Остановились возле его машины. Это был новенький белого цвета «Порш Кайен». Мы стояли молча. Впервые так близко друг к другу. Видимо, настала та минута, которая бывает у каждого в жизни, когда ты вот так стоишь и не можешь вымолвить слово, хотя твоё сердце переполнено эмоциями, желаниями, словами. Их так много, они из самого сердца, они так нужны сейчас, их так ждут… но ты молчишь, не зная с чего начать. Конечно, Костя – мужчина, он сильный, брутальный, уверенный, и это он должен сказать первые слова. А я девушка, я слабая. Видимо, поэтому я сдалась первой и, нарушив тишину, выпалила:

– Классная машина!

– Машина? – он смотрел на меня, словно очнувшись от каких-то своих мыслей или грёз, непонимающим взглядом.

– А… да… Да, классная. Мне тоже нравится! – он распахнул заднюю дверь. Я стояла рядом. Из салона доносился приятный запах кожи – ни освежителей, ни запаха сигарет. Только запах кожи и еле уловимый запах Костиного парфюма. – Садись, поболтаем, а то стоим как два дурака в поле.

Попыталась на секунду представить этих дураков. Почему вдруг они оказались в этом поле и почему мы похожи на них? Поняв, что сморозил что-то непонятное и не в строку, Костя заулыбался своей обезоруживающей улыбкой, даже не делая попытки выкрутиться из ситуации – просто молча пожал плечами, а его взгляд говорил: «А чёрт его знает! Так, брякнул, что в голову пришло!»

Мы сели на заднее сидение, и Костя спросил, не буду ли я против, если он снимет пиджак?

– Жарко, – как бы оправдывался он, – жарко, а кондиционер на крытой парковке не включишь.

Я как-то неопределённо пожала плечами, и он, приняв это за согласие, оказался в изумительно белой сорочке и галстуке. Салон поражал своей роскошью, дизайном, дорогой отделкой. Кожаные сиденья светлых тонов гармонировали с чёрной панелью и алюминиевыми вставками, усеянными десятками хромированных кнопок, тумблеров. Всё это напоминало скорее кабину самолёта, чем кабину автомобиля, о котором Костя сказал пару минут назад всего два слова: «Да, классный» и что «ему нравится». На мой взгляд, это были самые банальные слова, которые можно было подобрать, говоря о такой машине. Она была припаркована передними фарами к стене, выкрашенной в белый цвет, и от этого мне казалось, что я сижу рядом с пилотом в кабине самолёта, летящего в сплошном тумане или облаках. Слева от нас припаркована машина – вот о ней я могла бы сказать: «Нравится», но не больше того. Обычная иномарка без претензий на восхищение. Справа – свободные места, и лишь вдали несколько десятков машин отдыхали от дневных гонок, дожидаясь своих хозяев, зависающих где-то в облаках. «Облака» – это название клуба, расположенного на последнем этаже торгового центра, даже, наверное, не на этаже, а на крыше, отчего, видимо, и название такое.

Костя закрыл дверь авто – «Всё? Клетка захлопнулась?» – но тут же нажал на одну из кнопок, расположенных над зеркалом заднего вида. Стеклянная панорамная крыша медленно поехала назад, открывая взору потолок парковки. Подгоняемая каким– то драйвом и желанием подурачится, а скорее всего, мыслью о том, что мы ещё вместе, ещё не пришла минута расставания, я скинула туфли и, встав на заднее сидение, высунулась по пояс из люка. Ни души – тишина, только подвешенные к потолку в шахматном порядке лампы дневного света тихо потрескивали, выполняя свою монотонную работу, наматывая киловатты.

Мои ноги, чуть вздрогнув от прикосновения его губ, начали подгибаться. Он обхватил их руками, прижав своё лицо к моим коленям. Я медленно оседала вниз, а его руки струились по моим ногам, пока не остановились на моих бёдрах, а я не села на сидение с задранным платьем. Его сильные руки сжимали мои бёдра, а губы искали мои, жадно покрывая поцелуями мою шею, лицо, закрытые от удовольствия глаза, виски, подбородок, пока не повстречались с моими губами в долгом и сладком поцелуе. Я обхватила руками его шею, упиваясь поцелуями, отвечая ему так же нежно, страстно, бесконечно долго… Одну руку он подвёл под мою голову, ещё крепче прижимая её к себе; в поцелуе второй на ощупь, найдя какую то кнопку, нажал, и спинка кресла стала мягко откидываться назад, а вместе с ней и мы плавно и медленно проваливаться в бездну страсти и наслаждения.