Мрак - Юрий Никитин

Кожа прорвалась под острым лезвием, красная струйка потеклана грудь. Додон с усилием поднялся:

— Иду... будьте прокляты...

Лай собак слышался все сильнее. Мрак увидел сквозь редеющеепыльное облако силуэты двух собак, за ними маячили люди, но тут на головы иплечи рухнул целый водопад. Ледяные струи, тяжелые, будто из тучи обрушилосьвсе море, пригибали к земле, забивали дыхание, топили, вбивали в землю. Мракслышал как ругался Зализняк, всхлипывал в страхе Додон, его тащили как мокрыймешок. Над головой тяжелый грохот сменился страшным сухим треском, будтогигантские руки ломали лес прямо над головами.

Потом этот треск стал оглушающим. Впереди блеснул огонь,ослепляющий и страшный, в лицо пахнуло странно свежим воздухом. ОслепленныйМрак сделал еще несколько шагов, Додона волочили как труп, Зализняк вскрикнул,указал кивком на яму впереди.

Оттуда поднимался дым пополам с паром, но дым быстро исчез,тугие струи залили яму, видно как вода кипит, бурлит, остужая раненую молниейземлю.

— Как думаешь, — тонкий голос Зализняка чудом проскакивал вщели страшного грохота, — в кого из нас попадет?

— Если бог не косорукий, — ответил Мрак злобно, — то поцелитв середку.

Додон застонал и попробовал перебирать ногами. Зализнякухватил другой рукой и за ворот, потащил как тушу забитой козы.

— Теперь верю! — прокричал он сипло, — что оторвемся!

— Побоятся задницы намочить? Мы ж не кур накрали — царятащим!

Зализняк все же услышал или догадался, заорал:

— Это не артанцы, что за честь в огонь и ливень! И не славы,что верны вождю до последней капли крови. Здесь куявы!

— Ну и что?

— Нарядное платье берегут, а не какую-то непонятную честь,дурень.

Мрак не поверил, таких людей не свете нет, чтобы тряпкиценили выше чести. Не поверил и когда в самом деле прекратилось злое тявканье,перестали мелькать тени догоняющих. Просто сумели в дождь оторваться от погони.А собакам нюх в ливень не подмога.

Внезапно он понял, что орет, а в ответ истошно орет Гонта,жилы на шее вздулись как канаты. Расхохотался, ибо гроза быстро уходила вперед,с ней ушел и грохот, перестала трястись земля, а мощная стена ливня вздымаластену из пыли и грязи уже впереди.

— Ну и дождичек, — сказал Гонта уже без крика. — Такойутопитдаже стадо гусей и двух уток впридачу.

Спуск был крут, но перед ними расстилалась долина, чуть нижебежал вздувшийся ручей, волочил камни, ветви, сломанные грозой деревца.Виднелись хижины земледельцев, на опушку леса вышли из-под промытых дождемдеревьев тучные коровы.

— Ну и что дальше? — сказал Мрак со злостью. — Мы ж не можемс этой жирной жабой таскаться всю жизнь!.. Нам спать надо, нам многое надо.

— Будем, — сказал Зализняк, — по очереди.

— Мне на него уже смотреть тошно, — сказал Мрак сотвращением. — Я лучше рискну головой, чем буду нюхать этого...

Зализняк подумал:

— Можно проволочь по ручью. За ноги.

— Может, лучше зарезать? Вдруг какой заразный?

Додон простонал, желтый от ужаса:

— Это у меня желудок больной!

— Ничего, — сказал Мрак недобро, — с нами вылечишься быстро.Не покормим еще с неделю... а то и год... желудок отдохнет, сам вылечится.Будешь стройный как червяк и худой как поросячий хвост. Нет, стройный какпоросячий хвост, а худой...

Снова тащили его так, что царь едва касался ногами земли. Нои тогда дышал часто, взмок, побагровел. Мрак побаивался, что царя чернаяболезнь хватит раньше времени.

Завидев расщелину, упали без сил. Дыхание было такое сиплое,что не услышали бы конского топота. К счастью, коня сюда мог бы затащить развечто Змей Горыныч. Додон лежал лицом вниз, всхлипывал. Зализняк со стономперевернулся.

— С такой жизнью не дожить до старости, — прошептал он,хватая широко распахнутым ртом воздух. — Точно не дожить...

— Зачем тебе старость? — удивился Мрак.

— Старость — самая лучшая пора, — ответил Зализнякзамученным голосом, но с великим убеждением. — Старость — это мудрость,уважение младших... А это значит — от всех. Тебе дают самое теплое место, самыймягкий хлеб, спрашивают уважительно: не дует ли, добро ли почивалось... Тебяслушают, раскрыв рты, потому что ты уже побывал ими — и младенцем, и отроком, изрелым мужем, а им еще предстоит все. Ты все знаешь наперед, можетпредостеречь, указать ямы, через которые прошел, кивнуть на частокол, гдепортки рвал...

— Наверное, — протянул Мрак задумчиво. Губы его дрогнули вгорькой усмешке. — Наверное, это здорово бы... Но ведьма предрекла моимродителям, что я не доживу до старости. Подумаешь, удивила! При этой жизни!

Зализняк с трудом отдышался, но лицо все еще былострадальческое, с темными разводами под глазами. Хмуро повел в сторону Мраканалитыми кровью глазами:

— А что значит, что тебе жить лишь до первого снега?

— Меньше, — поправил Мрак. — Сказано, что снега уже неувижу. Это значит, что помереть могу прямо сейчас.

Зализняк встревожился:

— Не вздумай! Мне одному тащить этого кабана?.. Ужпобарахтайся. Впрочем, от судьбы не уйти. Ты, как я вижу, не больно убиваешься?

Мрак помолчал. Солнце уже висело над краем земли, и его лицов багровом свете выглядело зловещим и печальным.

— Рождают нас, — ответил он нехотя, — нашего согласия неспрашивая. Не спрашивая где, у кого, в какой семье, у знатных или простолюдиновнам желательно появиться на свет. Но чтобы исправить эту неправду, а этовеликая кривда, Род и дал нам свободу умереть так, как захотим.

— Ну... — протянул Зализняк озадаченно, — он дал не так уж имного.

— Мрут все. От смерти не уйти, не откупиться. Но мрут поразному. Один в плаче, другой — смеясь, за одним жалеют родные, а то и всесело, а за другим и жаба не кумкнет. Или даже вздохнут с облегчением. Споявлением на свет ничего не поделаешь, но уйти человек должен стремитьсяпо-людски. Достойно. Красиво. Гордо. Времени на подготовку хватает: вся жизнь.

Помолчали, быстро копили силы. Зализняк сказал со вздохом:

— Вижу, ты это обдумывал долго.

— Не зря.

— Нет, правда. Как говоришь: эка невидаль родиться, но дайнам Род достойно умереть?

— Точно, Зализняк. Но что будем делать с этим боровом?