Левиафан и либерафан. Детектор патриотизма - Юрий Поляков

Кажется, Илья Эренбург вспоминал в мемуарах плакат с древом советской литературы, где крупные писатели были обозваны «попутчиками» и нарисованы в виде осыпавшейся вялой листвы. А в вершине шелестели неведомые ныне, толком ничего не написавшие литераторы. От них этого и не требовалось, главное — держать литературный фронт. Против кого? А вот это вопрос интересный. Чаще против тех, кто хотел из «революционной мешанины» вернуться к нормальной жизни, в том числе литературной.

Именно известные литераторы, измученные «неистовыми ревнителями» и «торителями» новых путей, по совместительству также осведомителями, как Осип Брик, взмолились о создании профессиональной писательской организации. В том, что она будет жестко идеологической, никто даже не сомневался. Кстати, писательские кружки, созданные в эмиграции, были также насквозь политизированы. Власть, надо сказать, долго колебалась: влезать, как и сегодня, в запутанную семейно-литературную склоку ей не хотелось. Но влезла. Почему? Во-первых, это было в русле общего процесса приведения государства из замусоренного зала ожидания Мировой революции в инструмент, в рабочее состояние, а это было невозможно без замены героев революции на профессионалов управленцев, не бравших Перекоп, но умевших созидать. Кстати, мы в 90-е столкнулись с тем же самым. Помните кабинет министров, состоявший из героев баррикад 91-го? Нет, лучше не вспоминать…

Тогда, в конце 20-х и начале 30-х, получилось: на смену бесплодным «сашам красным» литературный процесс возглавили крупные писатели. Кстати, Саша Красный — реальный человек, сочинявший агитки для бронепоезда Троцкого и доживший до ста с чем-то лет. Я хорошо помню этого бодрого старичка, жизнерадостного, как и большинство графоманов. А теперь давайте вспомним имена выступавших на первом съезде: М. Горький, А. Фадеев, Вс. Иванов, Б. Пастернак, Л. Соболев, Л. Сейфуллина, Ю. Олеша… Во-вторых, уже «потянуло порохом со всех границ», и необходимость консолидации общества понимали все, даже литераторы, привыкшие гулять сами по себе. Кстати, на съезде досталось слишком сервильным авторам. Сейфуллина смеялась над теми, кто норовил даже чтение корректуры своего нового романа переложить на Политбюро. В-третьих, утверждавшейся в СССР моноидеологии нужен был один, а не много союзов писателей. Кстати, именно за то, что советская власть «построила» писателей, наши либералы всегда бранили и бранят Союз писателей, забывая, что «построилась» тогда вся Европа, а страны, не успевшие «построиться», были поглощены странами, умевшими ходить строем. Так было! И писателей надо судить не только по тем законам, которые они сами себе устанавливают, но и по тем историческим и национальным условиям, в которых их «черт догадал родиться».

Кроме того, созданный в 34-м Союз писателей СССР являл собой уникальное соединение «в одном флаконе» творческой, идеологической и профессиональной организации, то есть сопрягал основные составляющие литературной работы. Сегодня у писателей нет ни первого, ни второго, ни третьего… Ситуация удивительно напоминает обстановку накануне 34-го года. Не в смысле «закручивания гаек», а наоборот, в смысле разболтанности на грани недееспособности. Сегодня у нас то же засилье литературных активистов, не умеющих писать, тот же финансово-хозяйственный беспредел: так, Минюст за чудовищные нарушения приостановил деятельность трех организаций — Международного литфонда, Литфонда РФ и Международного сообщества писательских союзов. Наконец, послекрымский период нашей истории очевидно требует консолидации общества, особенно тех, кто владеет умами сограждан. «Шишкинский» период литературы, думаю, закончился. А назвал я его так по имени русскоязычного литератора М. Шишкина, который давно натурализовался в Швейцарии, но его широко рекламируют, премируют и даже переводят на иностранные языки при поддержке Агенпопа (подразделение Министерства связи?!) А он в благодарность называет Россию криминально-воровским государством, оккупировавшим исконно украинский Крым…

И как-то хочется собрать съезд писателей. Первый. Оздоровительно-объединительный.

2014

Вот суть конфликта. В ряде СМИ, в том числе в газете «Культура», я высказал недоумение: почему к 100-летию А. И. Солженицына (2018 год) уже началась бурная общефедеральная подготовка, в то время как аналогичные круглые даты крупнейших наших писателей XX века — Шолохова, Твардовского, Катаева и других, — прошли более чем скромно. А про столетие К. Симонова в будущем году вообще ничего не слышно. По этой причине я отказался войти в комитет по празднованию юбилея автора «Красного колеса».

События последнего времени наводят на мысль, что деятели культуры, боровшиеся против СССР на стороне Запада, имеют нынче преимущества перед теми, кто, честно критикуя нелепости советской системы, оставался все-таки по нашу сторону «холодного фронта». Ну, в самом деле, почему великому композитору Георгию Свиридову, умершему шестнадцать лет назад, памятника в Москве нет? А Мстиславу Ростроповичу воздвигли бронзовый монумент в столице с поспешностью, не подобающей монументальному искусству. Тогда уж будьте последовательны: изваяйте маэстро не только с виолончелью, но и с АКМом, с которым он, прилетев из эмиграции, носился в 1991-м по Белому дому. Другого его преимущества перед Свиридовым я, честно говоря, не вижу.

Не стоит обманываться: «советский антипатриотизм» немногим отличался по своей природе от антипатриотизма, нацеленного против самодержавия в 1917-ом, и еще меньше — от нынешнего антипатриотизма, замешанного на болотном неприятии путинского курса. Вера в то, что противники твоего Отечества помогут тебе воплотить политические цели и отплатить за обиды, далеко заводит. Кстати, судьба Солженицына в этом смысле не уникальна. Не зря один из таких же диссидентов Владимир Максимов сказал с горечью: «Целились в коммунизм, а попали в Россию». Когда в самом начале 80-х были запрещены мои повести «Сто дней до приказа» и «ЧП районного масштаба», мною тоже заинтересовались «определенные круги». Да вот я ими не заинтересовался…

Удивительно: простое напоминание известного факта, что Солженицын был нетерпим к советскому строю и считал его мировым злом, о чем говорил во многих своих интервью, почему-то вызвало гнев и обиду его уважаемой вдовы и душеприказчицы Н. Д. Солженицыной (Светловой), обвинившей меня во лжи и усомнившейся в моем праве возглавлять «Литературную газету». Впрочем, это как раз в духе автора эпического фельетона «Бодался теленок с дубом». Мало о ком из собратьев по перу он сказал доброе слово. А вот актер Евгений Миронов, видимо, сильно устав от сочетания творческой и административной деятельности, строго призвал меня извиниться перед обиженной стороной. За что? За то, что Солженицын протестовал против «разрядки» и учил западных политиков недоверию к СССР, как сегодня их учат этому некоторые наши «оппозёры» в связи с событиями в Новороссии? За то, что Александр Исаевич не признавал авторства Шолохова, даже когда была найдена рукопись «Тихого Дона»? За то, что создатель «Двухсот лет вместе» обелял власовцев и бандеровцев? Почему я должен извиняться за чужие поступки и мысли? У меня своих грехов достаточно.

Я нисколько не умаляю роли Солженицына в нашей литературе и считаю, что «Один день Ивана Денисовича» (но не сумбурный «Архипелаг ГУЛАГ») должен быть рекомендован старшеклассникам. Но я против того, чтобы задним числом переписывать, спрямлять историю новейшей литературы, как это делает, например, «карамельная мифологесса» Л. Сараскина в монографии о Солженицыне. Да, я против того, чтобы классиков, достойных «бронзы многопудья», назначали в основном из тех, кто боролся против советской власти со вселенским размахом. В таком случае у молодых людей сложится иллюзия: кандидатом в памятники можно стать, только вдрызг поссорившись хотя бы на время со своей Родиной. А им надо бы объяснить как раз обратное: те наши выдающееся соотечественники, которые не выносили домашние ссоры и сор на трансатлантические сквозняки, достойны, как минимум, равного с диссидентами уважения и внимания со стороны общества и государства.