Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни - Кеннет Уомак

Тогда мальчики спросили его о неизбежном опыте смерти, и Джон ответил, что, когда человек умирает, фильм его жизни начинает прокручиваться в обратном хронологическом порядке, и кадры последних событий идут первыми. Как вспоминал Фред, послеполуденная беседа закончилась внезапно – ребята поинтересовались, могут ли они как-нибудь прийти еще раз и провести с Джоном больше времени. Не сказав ни слова, Леннон торопливо укрылся в своей спальне, оставив помощника выпроваживать гостей.

За многие годы Джон узнал на своем опыте фанатичное обожание едва ли не во всех его видах и проявлениях. В 1971 году один бездомный прославился, когда забрел на обширную территорию Титтенхерст Парк, сельского имения в Аскоте, где жили тогда Джон и Йоко, записывая альбом Imagine. Он искал Леннона, чтобы прояснить свои изрядно запутанные размышления, которые обрел, будучи на строгой диете из текстов битлов и собственных ошибочных представлений о том, кто что писал.

«Не путайте мои песни с вашей жизнью, – сказал Леннон мужчине, который, видимо, считал его чем-то вроде своей путеводной звезды. – Я имею в виду, что по своему содержанию они могут быть актуальны для вас, но так же, как и множество других вещей. И вот мы встретились, да? Дружище, я просто парень, который пишет песни» (37).

В роли личного помощника Джона Фред Симан быстро узнал, что самый кошмарный сценарий, которого боялись Ленноны, практически никак не был связан с фанатами. Постоянно существовала другая угроза: кто-нибудь мог попытаться похитить Шона, чтобы вымогать деньги у его богатых родителей, и при этом как-то навредить ребенку. В 1977 году Джон и Йоко получили письмо с угрозами в адрес Шона и требованием заплатить $100 000, чтобы он не пострадал. Несмотря на вмешательство ФБР, дело осталось нераскрытым, поскольку возможные похитители на контакт больше не выходили. Начав работать с Джоном и Йоко, Фред вскоре выяснил, что, несмотря на такие понятные опасения, безопасность семьи обеспечивалась недостаточно. Он мог лишь усмехнуться, когда читал колонку королевы городских сплетников Лиз Смит. «Эй, воры, забудьте про Западную 72-ю. Джон Леннон там безвылазно. Его берлога в “Дакоте” защищена пятьюдесятью хитроумными устройствами, стерегущими всех и вся. Это как у той старой дамы из “Продюсеров”[12], у которой вся дверь была в замках», – писала она (38). Фред прекрасно знал, что бойкие утверждения репортерши не выдерживают проверки фактами. Если кто-то, собираясь напасть на Леннонов, благополучно пройдет мимо консьержей на первом этаже, единственным препятствием в квартире номер 72 будет самая обычная дверь, запертая на стандартный замок.

Семья – особенно Шон – была действительно уязвима, тем более в огромном, густонаселенном Нью-Йорке, который в 1979 году населяли семь миллионов человек. Беспокоясь о том, как сохранить анонимность собственного сына, Джон и Йоко настаивали на том, чтобы фотографии ребенка не публиковались, пока не пройдут его младенческие годы. Йоко, в стремлении устранить зияющую дыру в обеспечении безопасности Шона, наняла бывшего сотрудника ФБР Дугласа Макдугалла.

Но Джон скептически относился к идее привлечь в семью телохранителей. Ему казалось, что существует этическое противоречие в том, чтобы так долго быть пацифистом и при этом заставлять охранника рисковать жизнью: «Моя логика в том, что если они хотят до тебя добраться, они все равно доберутся. Первым они убьют телохранителя».

«Кроме того, – вспоминал Фред, – Джон просто не считал, что он рискует» (39).

Но не только это. Надо признать, что, несмотря на присущие ему параноидальные ощущения, Джон чувствовал: жизнь в Нью-Йорке позволила обрести ту свободу, которой он долго не мог насладиться из-за своей знаменитости. Еще на заре славы The Beatles в начале шестидесятых пресса и публика фактически беспрерывно преследовали его. Годами он сталкивался с одним беспардонным вторжением в свое личное пространство за другим, начиная, пожалуй, с нашумевшего инцидента в феврале 1964 года, когда битлы решили поплавать в бассейне гостиницы «Довилль» в Майями-бич. После этого воду из бассейна разлили по бутылкам и продали, как «Битловскую воду». Позднее в том же году самодеятельные предприниматели продавали нарезанный на куски коврик из апартаментов в отеле «Эджуотер» в Сиэтле, где останавливались битлы. А потом была история с музыкальными ведущими из Чикаго. Они заполучили постельное белье из гостиничных номеров, где жили битлы по маршруту их первого американского тура, нарезали ткань на кусочки с дюйм (2,5 см) величиной и продавали их бьющимся в экстазе, жадным до сувениров фанатам (40).

Другие битлы думали так же, как Джон. На взгляд Джорджа Харрисона, понимание личного и экономического измерения битломании после целой жизни в постоянном статусе знаменитости приходило неизбежно и было простым: как он выразился, фанаты «платили деньги и орали». Но битлам приходилось расплачиваться своими нервами, а так платить намного труднее.

Для Джона важнейшей потерей всегда была утрата частной жизни, и он пришел к тому, что именно она – то самое главное, ради чего порой стоило жертвовать даже личной безопасностью. Он нехотя признавал, что нежелание нанимать охранников диктовалось не просто пацифистскими взглядами – «первым они убьют телохранителя», – но и мыслями о неизбежном вторжении в его пространство, без которого подобная круглосуточная охрана невозможна.

Джон обожал свободу и анонимность – Нью-Йорк, как бы там ни было, мог их привнести, а это то, чего ему не хватало бóльшую часть его взрослой жизни. Он с особым удовольствием говорил: «Я могу сейчас выйти из этих дверей и отправиться в ресторан. Знаете, как это здорово? Или пойти кино посмотреть? Я имею в виду, что люди хоть и подходят за автографом, но не докучают» (41).

Глава 3

Призрак

С течением лет ньюйоркцы станут все чаще вспоминать, как им довелось увидеть Джона Леннона во время его регулярных прогулок в Центральном парке, повстречать на перекрестке Западной 72-й улицы, когда он направлялся в одно из любимых своих кафе. В этих историях всегда было много общего: улыбающийся Джон радуется возможности прогуляться по городу, но вскоре его обязательно заметит фанат или прохожий. Поймав взгляд, Джон увидит в глазах вспышку узнавания «того самого битла», встреченного «в дикой природе». И в рассказах городских жителей Джон обязательно прикладывал палец к губам, будто говоря: «Тсс, это наша тайна».

По словам коренного вестсайдца Роберта Томпсона, настоящие ньюйоркцы соблюдают негласный принцип: звезды – это неотъемлемая часть городской жизни, и каким бы заслуженно или печально знаменитым ни был человек, ему полагается та же приватность, что безвестному соседу по очереди в ближайшем продуктовом магазинчике или пешеходу, бредущему по Амстердам-авеню. «Если встретишься глазами, мы можем улыбнуться друг другу, но никаких автографов, никаких