Эшелоны жизни - Арий Александрович Днепровский

дверей довольно большого зала с высоким потолком, никем не замеченный, стал слушать. В креслах сидело много чиновников. Выступал уже знакомый по Московскому совещанию Громан. Да, именно он верховодил в Москве на продовольственном съезде в середине ноября 1917 года, всеми силами старался очернить большевиков. Он и теперь выкрикивал:

— Мы переживаем последние трагические часы власти большевиков! На путях Николаевской железной дороги стоит вагон для большевистских лидеров, готовящихся сбежать. Псков и Ревель не отвечают на телефонные вызовы, там уже немцы. Через несколько дней они будут здесь. Посольства спешат покинуть Петроград. Всюду идет гражданская война, борьба за власть. Кто поддерживает Ленина? Кучка! По крайней мере в этом зале я не вижу ни одного сторонника большевистского направления. Думаю, все подтвердят это.

— Напрасно вы на это рассчитываете, — громко сказал Цюрупа, и все повернулись в его сторону.

Громан осекся. Он тоже узнал Цюрупу. Но все же с вызовом спросил:

— Кто вы такой? С кем имеем честь?

— Я народный комиссар продовольствия, — представился Цюрупа.

Последовало секундное замешательство, затем, как и в ноябре минувшего года, из зала завопили:

— Насильники! Убийцы! Немецкие шпионы! Долой Совет депутатов! Да здравствует Учредительное собрание!

Цюрупа стоял перед безумствующими, беснующимися чиновниками. Казалось, сейчас разорвут его на части, растопчут. Но он был спокоен. Нет, не осмелятся тронуть народного комиссара.

Он заметил, что бесновались далеко не все. Вон хотя бы тот, молоденький, с бородой. Молчали и те, кто был рядом с ним. Присматривались.

Цюрупа пришел в министерство один. Вскоре подошли будущие члены коллегии наркомпрода. Первый и постоянный заместитель, коренастый, плотный, в защитном френче, с наганом в кобуре, Николай Павлович Брюханов. Высокий и стройный Мирон Константинович Владимиров, уфимский товарищ Цюрупы Алексей Иванович Свидерский, прапорщик Петр Кузько. Последним зашел жгучий брюнет, Дмитрий Мануильский, большевик с большим подпольным стажем. Не было среди пришедших Шлихтера и Якубова, которые тоже входили в коллегию наркомпрода: в данный момент они были в отъезде.

Чиновники попритихли.

— Перейдем к текущим делам, — начал Цюрупа. — Народу нужен хлеб.

— Крестьяне большевикам хлеба не дадут! — выкрикнул Громан.

Цюрупа возразил:

— А вот в одном уезде Уфимской губернии собрали мы бедноту, роздали помещичьи земли и скот, и представьте — подвоз хлеба сразу увеличился. Не везет хлеб сельская буржуазия, и мы объявим ей бой.

— Не успеете! Ваши дни сочтены, товарищи большевики! — сказал Громан.

— Это мы еще поглядим. А вот эшелоны с хлебом из Уфимской губернии идут, сам отправлял.

— И больше ниоткуда, — съязвил Громан. — Мы не будем бороться, мы соблюдаем нейтралитет.

Он направился к дверям, воскликнул:

— Кто соблюдает нейтралитет — за мной!

Чиновники стали уходить. Члены коллегии их не задерживали, провожали молчаливыми взглядами.

Но человек пятьдесят не покинули зал. Они сгруппировались вокруг замеченного ранее Цюрупой бородатого чиновника с живыми, молодыми глазами. Тот понял, что новый нарком ждет его слова, произнес:

— Мы, социалистическая часть комитета служащих, согласны с вами работать.

— Вот и прекрасно. Как ваша фамилия? — спросил Цюрупа.

— Шмидт, Отто Юльевич, — представился бородач. — Я эсдек, интернационалист и с Громаном не согласен.

— Тогда пойдемте, ознакомите нас с положением дел.

Отто Юльевич провел членов коллегии в кабинет министра. Собственно, здесь уже побывали два наркома, Теодорович и Шлихтер, Цюрупа был третьим. Теодорович вышел из правительства, Шлихтеру поручили дела в других губерниях, в тех, где складывалась особенно тяжелая обстановка. Шмидт рассказывал обо всем, что знал, активно помогал Цюрупе. Цюрупа сразу решил ввести его в состав коллегии. Они вели разговор о наличных ресурсах.

— Невелики ресурсы, — заметил Брюханов. — Придется основательно поработать. Нужна монополия… Твердые цены… Товары…

— Может, начнем с аппарата? — спросил Свидер-ский. — С кем работать будем?

— Конечно, с аппарата. Я уже думал, как его наладить, — отозвался Цюрупа. — Нужен строгий централизм всей продовольственной системы, четкая структура, гласность и отчетность, военная дисциплина.

…Вскоре в Наркомат продовольствия явились и многие из тех служащих, что кричали в зале бранные слова против большевиков. Цюрупа разговаривал с каждым, Отто Юльевич Шмидт помогал ему разобраться в людях. Пришел и Громан с предложением своих услуг. Цюрупа потребовал от Громана подробнейшей информации о хлебных запасах.

Недолго работал комиссариат продовольствия в Аничковом дворце. На следующий день после прихода сюда Александра Дмитриевича, 26 февраля 1918 года, Совет Народных Комиссаров на закрытом заседании постановил «перевести столицу Советской России из Петрограда в Москву. Для этого осуществить переезд всех центральных правительственных учреждений».

…Страна голодала, но чувство интернационализма было настолько велико у советских людей, что, когда в Финляндии вспыхнула революция, Советская Россия ни минуты не колебалась в вопросе: оказывать или нет ей помощь.

В Питер, к Ленину, приехали финны, его старые друзья по подполью, делегацию возглавил коммунист Адольф Тайми.

— Голодаем, Владимир Ильич, нам бы хлеба…

Тогда в эфир полетела телеграмма, удивившая весь мир:

«Всем, всем, всем. Сегодня… петроградские рабочие дают десять вагонов продовольствия на помощь Финляндии». И это во время голода в России! Кроме того, Ленин сказал Тайми, что хлеб есть в глубине страны, немало его в Сибири, а везти не на чем. Транспорт разрушен, нет паровозов.

— Вы, финны, имеете все: и свои паровозы, и свои вагоны. А что бы вам самим послать поезда в Сибирь! У вас есть бумага, папиросы, кажется, хороший текстиль, сельскохозяйственные машины — пошлите их в обмен крестьянам-сибирякам и везите оттуда хлеб!

Финны поддержали эту идею. Они успели отправить в Россию четыре сквозных маршрута. Комиссаром первого был Яков Рахья, брат Эйно Рахья, который в июльские дни 1917 года охранял Ленина и сопровождал его в Смольный в октябрьскую ночь. Яков Рахья получил мандат:

«Народный комиссариат путей сообщения… Сие выдано главному уполномоченному железных дорог Финляндской республики по отделу тяги тов. Я. Рахья в том, что на него возложено финляндской революционной рабочей и крестьянской властью приобретение в пределах Российских республик продовольствия для нужд голодающих рабочих и крестьян Финляндии, а потому предлагается всем главным, районным и местным комитетам, железнодорожным организациям и отдельным лицам, до коих это будет касаться, оказывать полное и реальное содействие тов. Рахья к возможно успешному осуществлению возложенной на него задачи. Народный комиссар путей сообщения Невский…»

Ленин прочел эту бумагу и собственноручно приписал:

«С своей стороны прошу оказать всяческое и всемерное содействие товарищу Якову Рахья и его отряду. В. Ульянов (Ленин)».

В Хельсинки успел вернуться лишь первый поезд. Это был всенародный праздник. Вернулся он из Омска 30 марта 1918 года. Встретить его на станцию Рахимяки выехали все члены революционного правительства Суоми. На каждой станции до Хельсинки толпы народа приветствовали поезд, украшенный красными флагами. Несмотря на сильный