Нулевой номер - Умберто Эко

Симеи продолжал:

– Переходим к новой важной теме: опровержениям. На текущем этапе мы газета без читателей, поэтому, какую новость ни выдадим, опровергать ее будет некому. Но в будущем нам предстоит отпираться от опровержений. В особенности если мы станем демонстрировать, что не страшимся острых тем и смело тычем туда, где гнило. Итак, начинаем тренироваться, в предвкушении реальных опровержений. На данном этапе изобретаем опровержения вымышленные и пишем на них отпирательства. Пусть собственник видит, что нас голыми руками не возьмешь. Мы говорили об этом давеча с доктором Колонной. Колонна, не могли бы вы продемонстрировать прямо сейчас всем нам пример хорошенького отпирательства?

– Ну что же, – начал я. – Возьмем простой учебный пример, не только вымышленный, но и, скажем прямо, пародийный. Эту пародию я вычитал в «Эспрессо». Предположим, в газету поступает опровержение от господина Наоборотти. Который пишет: «Уважаемая редакция. По поводу вашей вчерашней публикации «Мартовские иды, ссоры и обиды», вышедшей за подписью господина Правдолюбби, мне хотелось бы довести до всеобщего сведения следующее. Не соответствует действительности, будто я якобы присутствовал при убийстве господина Юлия Цезаря. Как недвусмысленно свидетельствует прилагаемая нотариально заверенная метрика, я родился в поселке городского типа Мольфетта 15 марта 1944 года, то есть значительно позже зловещего события, к которому, кстати, я всегда относился отрицательно. Господин Правдолюбби неверно интерпретировал мои слова относительно празднования мною пятнадцатого марта каждый год, начиная с сорок четвертого. Далее, я обязан публично оспорить утверждение Правдолюбби, будто бы я некогда говорил господину Бруту: «Увидимся в Филиппах». Ответственно заявляю, что никогда не имел сношений с господином Брутом, чьего имени я, между прочим, в жизни не слышал до позавчерашнего вечера. В ходе краткого телефонного разговора с позвонившим мне Правдолюбби я сказал ему только, что намерен пробиваться на прием к консультанту автодорожной службы господину Филиппи, чтобы просить его покончить с заторами на улице Юлия Цезаря. Ни в коей мере я не утверждал, будто хочу нанять убийц, чтобы устранить древнеримского политика. С просьбой к глубокоуважаемой редакции внести ясность, искренне ваш Наоборотти».

Наша цель – отбрехаться от этого стройного опровержения и все-таки спасти лицо. Вот, пожалуйста. «Из письма явствует, что подписавший его Наоборотти отнюдь не оспаривает, что Юлий Цезарь был убит в мартовские иды сорок четвертого года и что тот же Наоборотти каждый год собирает группу лиц для празднования мартовских ид сорок четвертого года. Собственно, ничего, кроме этой примечательной традиции, и не описано в моей статье. У господина Наоборотти, вероятно, имеются какие-то личные причины веселиться в эту дату, но нельзя не признать, что налицо совпадение, и совпадение, подчеркиваю, примечательное. Этот господин, я надеюсь, не забыл, что в ходе длинного и подробного интервью, данного мне по телефону, он употребил многозначительное высказывание «кесарю – кесарево», намекая, что приуготавливает кесарю (Цезарю) нечто неприятное, более того – что Цезарь обязательно получит то, что ему причитается. Источник, близкий к кругу общения Наоборотти, не вызывающий подозрений, проинформировал меня, что кесарь, то есть Цезарь, получил двадцать три удара кинжалом. Обратим также внимание на то, что Наоборотти на всем протяжении письма избегает уточнять, кто нанес эти двадцать три удара. Он юлит и передергивает и по этому, и по другому поводу: дескать, он сказал «увидим, как там Филиппи», а вовсе не «увидимся в Филиппах». Между тем об истинной формулировке, которую использовал Наоборотти, документально свидетельствует моя собственноручная запись на странице блокнота. Там же засвидетельствовано угрожающее высказывание в адрес древнеримского политика. Текстуально цитирую из блокнота: «пробив. конс. поконч. с Юл. Цез.». Мелочными увертками и явными натяжками писавшему не удается скрыть от глаз публики истинное положение дела! Напрасные старания! Заглушить свободную прессу, скажем прямо, не так-то легко!»

Примерно так пишет Правдолюбби. Посмотрим, как технически оформлено это отпирательство от опровержения. Прежде всего, указано, что газета обратилась к источнику, близкому к кругу общения Наоборотти. Универсальное средство! Имя информанта не публикуется, но всегда нужно подчеркивать, что у газеты имеются свои эксклюзивные источники проверки и контроля, априори более надежные, чем Наоборотти. Далее сказано, что цитата приведена напрямую из блокнота журналиста. Блокнот никому не покажут, но сам факт, что дело идет о расшифровке документальной записи, повышает доверие к газете, создает ощущение, что все доказано. В отпирательстве нужно также повторно озвучить обвиняющие выпады, тем самым бросив новую тень на личность Наоборотти. Я тут дал анекдотический пример, но три элемента отпирательства приведены совершенно серьезно: ссылаться на дополнительных информаторов, цитировать по документальным источникам и дискредитировать опровергателя. Надеюсь, все ясно?

– Ясно, – отвечал мне нестройный хор.

Назавтра все принесли из дому образцы опровержений и отпирательств, не такие гротескные, как мои, но достаточно выразительные. Все пятеро учеников усвоили урок.

Первой выступила Майя Фрезия:

– Мы как редакция примем к сведению опровержение, но уточним, что опирались на данные прокуратуры и на факт открытия судебного расследования. О том, что Наоборотти был оправдан и очищен от всяких подозрений, читателя мы не информируем. Читателю, в частности, также неизвестно, что данные прокуратуры никогда не подлежат разглашению, и следовательно, не доказуемы ни их происхождение, ни их подлинность… Вот мое домашнее задание, господин Симеи. Однако позвольте мне сказать, что все это, как бы точнее выразиться, большая мерзость.

– Ну что вы, радость моя, – промурлыкал Симеи. – Еще худшая мерзость – когда в газете вообще не проверяют источники. Но я, да, я согласен, что лучше не давать вообще никаких справок, ибо их, не ровен час, могут и проверить. Лучше всего не утверждения, а инсинуации. Инсинуируя, мы ничего определенного не утверждаем. Только наводим тень подозрения на опровергателя. Например: «Охотно принимаем к сведению опровержение, и все же, по имеющимся у нас сведениям, господином Наоборотти… Кстати, тут всегда пишите только «господин». Не «сенатор», не «профессор», не «доктор»: самое страшное ругательство в нашем государстве – «господин»… Господином Наоборотти направлено множество опровержений в самые разные газеты. Видимо, он предается этому занятию двадцать четыре часа в сутки… Наоборотти, конечно, и по этому поводу не преминет послать нам еще одно опровержение, но мы его уже не напечатаем или напечатаем с грустным комментарием, что господин Наоборотти не способен остановиться. И читатель уверится, что перед нами параноик. Сами видите: инсинуация – расчудесное средство. Мы сообщили, что Наоборотти писал в разные газеты, и это утверждение крыть нечем. Писал же! В самих фактах, может быть, ничего такого не было, но из них делаются выводы. Инсинуация еще хороша тем, что опровергнуть ее нельзя.

Засим мы перешли к мозговому штурму (по выражению Симеи). Каждый что-нибудь предлагал. Палатино, который до сих пор работал в сфере ребусов и загадок, предложил отвести в газете, наряду с программами телевидения, прогнозами погоды и гороскопами, полполосы на ребусы.