Слепой в шаге от смерти - Андрей Воронин

И что заставило Самохвалова пустить себе пулю в висок? Что-то из ряда вон выходящее. Нашла его жена. Она сказала, что Евгений Ильич уехал на дачу, чтобы там с кем-то встретиться. Надо с ней поговорить, расспросить. Правда, сейчас сделать это будет чрезвычайно сложно. Она в таком состоянии, что вряд ли сможет сказать что-то вразумительное. Сначала необходимо все увидеть, а потом уже делать выводы. Скороспелые теории только мешают, надо собрать факты, все взвесить и лишь после этого выстраивать теорию. Самоубийство.., причем таким способом. Фотографии… Кстати, с фотографиями стоит поработать.

Капитан Вавилов уже на месте, он проследит, чтобы к моему приезду все осталось, как было. Нет, не стоит спешить с выводами, сначала надо разобраться".

– Ты можешь ехать быстрее? – спросил Потапчук у водителя.

– Могу, товарищ генерал.

– Тогда поезжай.

«Волга», покачивая антеннами спецсвязи, на предельной скорости неслась к даче Самохвалова.

«Когда они, черт бы их побрал, научатся убирать дороги? Вечно не проехать: осенью грязь, зимой снег. При коммунистах, хоть соли не жалели. А сейчас…»

И без самоубийства полковника ФСБ у Потапчука хватало проблем. Дел было невпроворот, только успевай разгребать. Бумаги и то некогда привести в порядок, даже в воскресенье пришлось на службу выйти.

«Как это так, пустить себе пулю в висок! Чтобы подобное сотворить, должны быть очень веские причины, причем такие… – и генерал принялся перебирать в уме причины, которые могли заставить толкового офицера свести счеты с жизнью, нажав на спусковой крючок пистолета. – Кстати, пистолет, – тут же мелькнула мысль, – откуда у Евгения Ильича взялся на даче пистолет?»

Тут же по спецсвязи Потапчук связался с управлением и попросил выяснить, где находится табельное оружие полковника Самохвалова, приказав тотчас доложить ему.

«Деньги – раз, – Потапчук загибал пальцы, – женщины – два, интриги – три, компромат – четыре. То есть политика. Короче, имеются четыре или пять веских причин, по которым мужчина может пустить себе пулю в висок. Политика? Не похоже, Самохвалов никогда ни в чем подобном замешан не был. Женщины? Вроде, он был почти образцовым семьянином. Нашли фотографии, компрометирующие его? Но фотографии – это слишком мало, чтобы расстаться с жизнью. За фотографии его могли, в крайнем случае, в самом крайнем, выгнать с работы. Но с его знаниями и опытом работу он быстро бы нашел, причем намного более высокооплачиваемую. Деньги, деньги… Может быть, деньги. Но редко случается, чтобы все причины сошлись воедино и следствием их слияния стал выстрел в висок».

Через полчаса Потапчук уже был на месте. У дома топтались милиционеры, сотрудники ФСБ.

Капитан Вавилов, увидев в окно автомобиль генерала, выскочил на улицу.

– Погоди, погоди, – сказал Потапчук, – никто ничего не трогал?

– Насколько это было возможно, Федор Филиппович. Первыми ведь приехали его жена и дочь с женихом.

– Дверь в дом, когда они приехали, была заперта?

– Нет. Но они говорят, что ничего не трогали.

– Где жена?

– В доме, рыдает. У нее истерика. Пришлось даже сделать укол.

– А дочка?

– Дочка ничего, но тоже плачет.

– Почему они приехали?

– Дочь говорит, мать предчувствовала, что с отцом что-то случилось, и настояла, чтобы ее отвезли к нему на дачу.

– Бывает…

Потапчук пока не входил в дом. Он стоял, опустив голову, затем снял шапку и ступил на крыльцо. Криминалисты с чемоданами в руках двинулись следом.

– Все затоптали, – пробурчал генерал, переступая порог.

В доме было тепло, хотя угли в печке уже погасли. Потапчук подошел, прикоснулся тыльной стороной ладони к изразцовой стенке.

– Печка еще теплая, – ни к кому не обращаясь, заметил он.

– Федор Филиппович, – попросил его криминалист, – отойдите, пожалуйста, от стены, может, на ней пальчики какие остались.

– Да-да, давайте, ребята, работайте, ищите. Надо все проверить. Кстати, по-моему, – генерал посмотрел на пистолет, – это не табельное оружие.

– Да, – подтвердил капитан Вавилов, – у нас в управлении таких не водится.

– Что за пистолет, откуда? Изучите все. Где его жена?

Капитан кивнул на плотно прикрытую дверь.

За дверью царила тишина. Потапчук подошел, несколько секунд постоял, сжимая в руке шапку. Затем шагнул в комнату.

Зинаида Петровна Самохвалова, уткнувшись лицом в подушку, лежала на тахте, укрытая теплым одеялом. Дочь сидела рядом и вытирала платком слезы, плечи ее вздрагивали.

У каждого человека есть предел терпения, предел выносливости. И если ты можешь просидеть в засаде целую ночь, не шевельнувшись, не закурив, не выдав себя ни кашлем, ни дыханием, то это еще не значит, что тебе дано выдержать бессонные ночи, укачивая кричащего младенца. Это еще не значит, что у тебя хватит терпения кормить его, когда он с ревом выплевывает соску.

Абстрактно сильных людей не бывает, каждый силен по-своему. Один стиль жизни требует быстроты, ловкости, способности быстро принимать решения, другой подразумевает умение терпеть.

Еще до того, как у него родился сын, Глеб Сиверов всегда хорошо находил контакт с малышами.

Он мог подолгу общаться с бессловесным ребенком, сам ему задавая вопросы и сам же на них отвечая. Мог рассказывать сказки, глядя в голубые, еще не очень смышленые глаза. Но изо дня в день выслушивать от Ирины, что он делает что-то не так, Глеб не мог, во всяком случае, не мог сохранять при этом спокойствие, поскольку понимал, что упреки справедливы: Ирина сделает то, за что брался он сам, куда лучше, быстрее и эффективнее.

Оба они уже смирились с тем, что приходится подолгу не видеться. Глеб никогда не говорил жене, зачем и куда ему надо ехать, просто сообщал:

– Меня не будет неделю или две. Если удастся, позвоню.

Ирина привыкла не задавать вопросов, никогда не пыталась отговорить Глеба, понимая, что по-другому он жить не сможет. Это не просто его работа, а суть его жизни.

Но если раньше Сиверов никогда не злоупотреблял возможностью уйти и вернуться, когда вздумается, то теперь его иногда подмывало сбежать хотя бы на день-два, чтобы собраться с мыслями, успокоить нервы, дать отдохнуть не только себе, но и Ирине Быстрицкой. Отдохнуть от усталых улыбок, которые она дарила ему по вечерам, уже почти засыпая, но все еще крепясь, когда он пил свой вечерний кофе. Ирина всегда удивлялась его привычке пить крепкий кофе на ночь. Это какое железное здоровье надо иметь, чтобы сон после чашки кофе был таким же крепким, как и сам напиток!

И вот, наконец, состоялся короткий разговор с Ириной, и ежедневные заботы остались позади. Сиверов не стал врать, сказал прямо, что хочет немного отвлечься, дать отдохнуть день-другой и себе, и ей.