Силы небесные, силы земные - Татьяна Гармаш-Роффе

Но у курьей породы нет мозгов — вместо них похоть и жадность. Стоит сыграть на них умело — и все, кура-дура твоя.

Приготовления не заняли у него много времени: проверил, хорошо ли держатся усики с бородкой, снова нацепил кепку с длинным козырьком; достал из «бардачка» и водрузил на палец массивный золотой перстень: если кто что и запомнит, то именно эти детали, — приметы, по которым его никогда не найдут.

Войдя в бар, он взял со столика меню с перечнем напитков, быстро просмотрел. Затем направился к шатенке. «Валентина», было написано на ее бейджике.

— Добрый вечер, — произнес он бархатным баритоном (девушкам почему-то особенно нравятся бархатные баритоны), — Валентина. У меня небольшая проблема: мне нужен вот этот сорт виски, — он указал на самый дорогой напиток, — нераспечатанная бутылка, с собой. Но тут значится, что его нет! Это правда? Я очень надеюсь, что вы… — тут он посмотрел ей прямо в глаза, чуть улыбнулся, — вы поможете эту проблему решить.

У нее передний зуб с щербинкой. Это оскорбляло его эстетический вкус. Но сейчас ему не до изысков. У нее каштановые волосы и голубые глаза — сойдет в качестве «Скорой помощи».

— Вы очень красивая девушка, вы это знаете?

Она не была «очень красивой» — она была с натяжкой миловидной, — но курьей породе врать легко.

Она вспыхнула, кокетливо и неуверенно кивнула. Типа знает, конечно, но как-то не до конца, поэтому комплименты приветствуются.

— Думаю, что с хорошей прической и правильным макияжем, — строго произнес он, — вы могли бы претендовать на обложку журнала…

Он назвал популярный мужской журнал, и девушка уже принадлежала ему. Она была готова ехать на край света, лишь бы попасть на обложку и в постель красавца, в силах которого изменить ее жизнь.

Но край света не входит в его интересы, ему нужна лишь ее квартира.

…Уходил он оттуда, полный отвращения и сожалений. Ничего у него не получилось, ничего. Сбой. Омерзительный, унизительный. Никакого кайфа не получил, ритуал исполнил не полностью и кое-как и даже для своей русалочки подарка не прихватил… Он испытывал такую невыносимую брезгливость — к ней, к себе, к целому миру, что желал только одного: уйти поскорее. Уйти и забыть.

…Всю сознательную жизнь Арсений жил с чувством, что его предали. Его, совершенного, не имеющего ни одного изъяна! Лишь один маленький, но подлый сбой отравлял ему существование, унижал его в собственных глазах…

Но только в собственных. Никто о его дефекте не знал, ни одна душа. Чтобы избежать расспросов и подозрений — отсутствие подружек их провоцировало, конечно, — он позиционировал себя как истинно религиозного человека, ожидающего «знака свыше», чтобы выбрать свою «единственную», и не разменивающегося на «скотский трах». К тому же благодаря отличной памяти он умел к месту приплести цитату из Библии. Ему верили. Сочетание очаровательной светскости с религиозностью придавало ему особый шарм и глубину. В его кругу это вызывало почтение и даже, как ни странно, подражание.

Впрочем, ничуть и не странно, поскольку глупость человеческая не имеет пределов — хоть каждый раз удивляет. Безмозглые, не имеющие собственных мыслей людишки. Вчера они снимали каждую путану в баре, а сегодня в религию ударились и ждут «знака свыше», как он. Какой там знак и откуда должен взяться, они не ведают (он-то его выдумал, лапшу навесил на уши!), но иным удавалось даже развод с супругой в летах и женитьбу на молоденькой куре списывать на «знак свыше»!

Публика хавала. Может, на самом деле и не верила, но богатство респектабельно, имеет власть над быдлом, и никто не смел задавать провокационные вопросы. Так что им удавалось вполне удачно ему подражать, а подражание возвращалось к нему в виде дани восхищения.

В общем, внешне Арсений был благополучен, беспорочен и, конечно же, прекрасен. Но сам-то он знал о своем изъяне, вот в чем проблема! И это знание отравляло ему жизнь. Унижало, сбрасывало с пьедестала.

Он не мог допустить подобного унижения. И для этого ему нужны были девушки с голубыми глазами и каштановыми волосами: с ними у него получалось. С ними он мог забыть о своем подлом дефекте.

Но сегодня его дважды подставили: сначала у одной оказались не голубые глаза, потом у другой…

У другой все было на месте. Это его мысли были не на месте! Вопреки всему, он хотел ту, кареглазую…

В такси Лия засомневалась. Не то чтоб она опасалась Феликса, нет. Но разве она опасалась того красавца, с которым столкнулась у двери подъезда?!

Опасалась, вдруг поняла она. Опасалась, но убедила себя, что не следует. Что мужик красивый и приличный. Что ему нет нужды охотиться на одиноких девушек по ночам.

И правильно рассудила, между прочим! Только она для нормального человека рассудила. А этот — ненормальный. Вряд ли он убийца, зато насильник наверняка. И Лия бы непременно сообщила в полицию, если бы… Если бы не та история. И если бы верила, что будет толк.

Она посмотрела на своего соседа по сиденью: он спал, привалившись головой к окну. Да, Бобрик ведь с работы возвращался… Он врач, у него дежурства, он устал. А теперь снова едет на работу, чтобы ей помочь. Разве не странно, что один человек хотел ей причинить зло — просто так, ни за что; а другой — делает добро, и тоже просто так, ни за что? Вроде воспитывают всех в детстве одинаково, всех учат хорошему — если не родители (они всякие бывают), то в школе, даже в детском саду. Или дело не в воспитании, а в генах? Ведь ясно же, что красивому парню легко с девушками, выбор у него большой, — значит, ему нужно именно насилие!.. Или всему виной наркотик? Наркотики меняют сознание, и даже приличный человек может под его действием стать агрессивным… Значит, когда он придет в себя, он сам ужаснется?

— Приехали, — произнес водитель, обернувшись к ним.

Феликс поднял голову, помотал, стряхивая дремоту. Впереди видны были каменные ворота. Точнее, ворота железные, но в каменном высоком заборе. А справа что-то вроде пропускного пункта.

Феликс расплатился, и они вышли. Он провел Лию через этот пункт, разбудив охранника, который мирно почивал в своей будке, и они оказались в довольно большом парке. В конце просторной дороги смутно белело большое здание, но Феликс направился не к нему, а по узкой, плохо освещенной дорожке куда-то в бок.

Лия спрашивать не стала, просто шагала рядом с ним. Вскоре показалось приземистое здание, а там и вывеска обнаружилась…

«МОРГ», было написано на ней. Лия встала как вкопанная. И этот — он тоже извращенец?! Зачем он ведет ее в морг???

— Ты чего? — посмотрел на нее Феликс, увидев, что она остановилась.

— Куда мы идем?

— Ко мне на работу, — он не удержался и зевнул.

— Ты работаешь в морге?!

— В патологоанатомическом отделении. Сделай еще четыре шага вперед, и ты увидишь надпись, она чуть дальше.