Гибрид - Игорь Беляев
Шрифт:
Интервал:
А сам дядя Леня совсем не веселый. Он воевал на войне за красных. И у него были красные галифе. Из занавески.
Дядя Леня тогда служил ординарцем у главного маршала. И даже нашел этому маршалу жену.
Только об этом говорят в доме шепотом.
Чтобы я не услышал.
Теперь он самый большой кожаный начальник.
И ездит на машине. С шофером.
Маме он сегодня подарил пальто. Кожаное с ремнем.
Мама посмотрела в зеркало и ахнула.
Вот сами посмотрите: это мама примеряется перед зеркалом.
И улыбается.
Она давно так не улыбалась. Потому что у нее все время болит сердце. А в пальто моя мама еще красивее! Правда?
Дядя Леня говорит, что скоро и мне ребятское кожаное пальто сварганит. Точь-в-точь такое. Может, даже коричневое.
Только он сам понятия не имеет, что будет завтра.
Один раз шел мокрый снег. Прямо с утра. Это из окна видно. Невооруженным глазом. Хочешь — во двор смотри. А хочешь — на улицу. Где трамвай ходит.
Я обрадовался. Когда снег мокрый, можно лепить бабу.
Но мы пошли на улицу не сразу. Нюре нужно было повозиться дома.
Нюра — моя няня в Сокольниках. Она приехала сюда из деревни. Потому что в деревне можно сдохнуть. Там денег не платят. И все работают за «здорово живешь», то есть задаром.
Тут она живет, канешно, не с нами. В Сокольниках у нас одна комната. И на кухне спать нельзя. Потому что соседи. Нюра спит у себя в углу. А к нам приходит утром, когда мама бежит на свою работу.
Нюра убирается, моет пол, стирает в корыте.
Но главное — она со мной гуляет.
Готовит Нюра тяп-ляп, как у них в деревне.
Бабушка научила Нюру делать котлеты. Нюра никогда раньше котлеты не делала, потому что у них там мясорубки нет.
И рояля Нюра никогда не видела, пока к нам не приехала. У них там в деревне ни у кого рояля нет.
Нюре рояль очень понравился.
— Как ето у вас — так пальчики бегают? — это она маму все время спрашивает.
— Деревяшка, а поёть!
В деревне у Нюры есть свой ребенок. Только я не знаю — мальчик или девочка. Нюра про своего ребенка не рассказывает. Я просто слышал, как бабушка сказала под большим секретом.
Вечером Нюра садится на кухне и пишет письмо.
Я про это знаю, потому что Нюра забирает мой карандаш. А читает она «по словам».
Мама говорит, что с Нюрой нам зверски повезло. Она такая чистюля и ничего не ворует. Это большая удача. У других няни — все время воруют. А Нюра только приехала в город и не успела испортиться.
Из деревни все хотят переехать в Москву. Но у них денег нет. И жить негде. А еще им паспорт не дают. Как будто они еще дети.
Дворничиха на Никицкой сказала:
— Разные тут в Москву набежали. Одних «ивреев» сколько. Вон все квартиры порасхватали. Шли бы они куда на фиг!
При чем тут это?
Нюра у нас не «иврей». Это я уже спрашивал.
Сегодня я взял лопатку, и мы пошли во двор лепить снежную бабу.
В нашем дворе пожарная каланча и милиция.
На каланче ходит пожарник. Снизу он такой маленький и в тулупе. Наверху пол-Москвы видно, но холодно. Даже летом.
А внизу гуляет минцонер с наганом. Мильтон по-нашему.
Раньше я его боялся, а теперь ни капельки.
Потому что наша Нюра со всеми минцонерами крутит «шуры-муры». Как сказала бабушка. У нее кровь с молоком. Она из-за этого не мерзнет. Никогда.
И все мильтоны — самые лучшие Нюрины знакомые.
Теперь и я для них — тоже хороший знакомый.
Один раз, когда Нюра крутила с мильтоном на посту «шуры-муры», он вынул из кобуры свой наган и показал мне. Только руками я его не трогал. Потому что наган — это не игрушка.
Сегодня Нюра не стала крутить «шуры-муры».
Как только мы вышли во двор, к нам подкатил какой-то тип.
Он позвал Нюру на пару слов, а мне сказал:
— Гуляй, мальчик, гуляй.
Мне он почему-то сразу не понравился. Вылитый шпион.
А Нюра испугалась и пошла с ним на пару слов.
Вот я тут делаю свою бабу. Одному делать бабу скучно. Там этот шпион пристает к Нюре. И показывает пальцем на наши окна. На втором этаже.
А пальцем показывать нельзя. Это очень некрасиво.
«Дурной тон» — говорит папина бабушка.
Я, канешно, потихонечку стал к ним подкрадываться. Просто так.
А этот тип как рявкнет — собака такая!
— Кому сказано! Гуляй, мальчик!
Когда я уже совсем замерз, шпион дал Нюре бумажку и ушел.
Нюра сказала:
— Пошли скорей домой. А бабу твою завтра сделаем.
Дома Нюра раздела меня и села на табуретовку.
Она так и сидела без электричества. Пока не пришла мама.
А когда мама пришла, они спрятались от меня на кухне. И опять я не знаю, о чем они там долго шептались. Только потом Нюра плакала и говорила, что она не хочет за нами подсматривать.
Я вышел на кухню.
Мама гладила Нюру по голове и успокаивала:
— Ничего страшного. Чему быть, того не миновать. Давайте будем пить чай. Я сегодня купила «Наполеон». Как знала!
А «Наполеон» — мое любимое пирожное.
Нюра давно ушла. В свой угол.
Мама играет своего Рахманинова.
Я лежу под роялем и думаю: «Когда я совсем вырасту, Нюра уговорит пожарника. Он возьмет меня с собой на каланчу. И я тоже увижу сразу пол-Москвы».
Из Чимкента бабушка приехала веселая. И никакая это не «тьмутаракань»! Она сказала, что дедушку скоро отпустят. Может быть даже, на Рождество.
Рождество — это когда в доме елка. А под елкой — подарки.
В Сокольниках Рождества не бывает. Рождество — только на Никицкой. У бабушки.
А в Сокольниках — Новый год. И то без елки.
Потому что игрушек нет. И возиться не хочется. Все равно Дед Мороз не придет, пока папа в командировке.
Папин дедушка говорит, что Дед Мороз — это предрассудок. Его люди выдумали, чтобы пьянствовать.
Он сам никогда не пьянствует и подарков никому не дарит. Потому что у дедушки нет денег. Совсем.
На Новый год к нам пришел дядя Леня с тетей Ирой. Хлопнули шампанским и стали кричать:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!