Загадка и магия Лили Брик - Аркадий Иосифович Ваксберг

от охватившего ее чувства обреченности, она завязывала разные полулюбовные знакомства, которые не приносили никакого успокоения, а еще больше усугубляли драму. Лишь много позже, летом 1916 года, Эльза закрутит любовь с молодым лингвистом Романом Якобсоном — его семья и семья Каганов дружили давно и мечтали когда-то породниться домами. Якобсон называл ее «Земляничка» и настойчиво звал замуж.

Но это будет тогда, когда на Маяковском придется поставить крест. Пока же рана еще не зажила и надежда еще не умерла. Любое известие о том, что у Лил и с Маяковским не все получается гладко, возвращало Эльзу к мысли о возможном реванше. Мысль эта становилась все более навязчивой, потому что из Петрограда приходили вести не столько о бурно развивающемся романе, сколько о размолвках и недоразумениях: отношения между Лилей и Маяковским были настолько запутаны, что в них, скорее всего, с трудом могли разобраться и сами стороны пресловутого треугольника.

Влияние Лили на Маяковского было, конечно, огромным. Она заставила его прежде всего сменить порченые, гнилые зубы на вставные — жемчужно белые, и это придало ему совсем иной облик. Она его «остригла, приодела, — свидетельствовал Виктор Шкловский. — Он начал носить тяжелую палку». В его гардеробе появился даже галстук, чего никогда не было прежде.

Однако дальше этого, похоже, дело не шло. Лиля держала его на расстоянии. Она и Осип продолжали жить вместе, но это был союз друзей, а не супругов. Есть свидетельства — возможно, недостоверные; возможно, имеющие под собой какую-То почву, но сильно обогащенную фантазией рассказчиков, — что даже случались в их союзе, и как раз в эту пору, нешуточные ссоры.

Один мемуарист (известный в свое время писатель-сатирик Виктор Ардов), со слов литератора Михаила Левидова, который хорошо был знаком с Бриками, рассказывал, что однажды, после очередного конфликта, Лиля ушла из дома и, пьяная, вернулась только под утро. «Поскольку я на тебя рассердилась, — будто бы сказала она Осипу, — пошла гулять, ко мне привязался один офицер, позвал в ресторан, я согласилась. Отдельный кабинет… Я ему отдалась — вот что мне теперь делать?» И Осип, завершает рассказчик, невозмутимо ответил: «Прежде всего принять ванну».

К ардовскому рассказу, выдержанному в традиционной стилистике забавных баек этого литератора и воспроизведенному к тому же с чужих слов, надо отнестись с большой осторожностью. Ардов был очень близок к Ахматовой (он был мужем актрисы Нины Ольшевской, в их квартире на «легендарной Ордынке» Анна Андреевна останавливалась, приезжая в Москву), которая не любила ни Лилю, ни все ее окружение. Причины для этого были — о том речь впереди.

Пуститься очертя голову в мимолетную любовную авантюру Лиля, конечно, могла, но пьянство и пьяных не выносила, сама не пила — к такой примитивной и низкой богемности у нее (по крайней мере, тогда) было стойкое отвращение. Уличных знакомств не терпела. И уж если бы захотела «гульнуть», желающих нашлось бы превеликое множество. Не чета какому-то там офицеру, случайно встретившемуся на улице… И не было ни малейшей нужды, наподобие куртизанки, унижать себя посещением отдельного кабинета: как говорится, не ее почерк.

Возможно, этот рассказ отразил в вольной интерпретации другую, действительно имевшую место, историю, о которой много рассказано в разных источниках, в том числе и самой Лилей. Не все детали в этих свидетельствах совпадают, но суть везде одна.

На лето (шел 1916 год) Брики сняли дачу в блистательном Царском Селе, вблизи от резиденции императора. Однажды Лиля с какой-то знакомой ехала в поезде на дачу — их спутником оказался мужчина вызывающей, необычной внешности. Привлекали внимание не только высокие сапоги и длинный суконный кафтан на шелковой пестрой подкладке, но еще и неуместная жарким летом меховая бобровая шапка. Опираясь на палку с дорогим набалдашником, пассажир, не мигая, пристально разглядывал Лилю. Его грязная борода и длинные черные ногти плохо сочетались с глазами ослепительной синевы, завораживающий взгляд кружил голову. Лиля не сразу, но догадалась: Распутин!.. После долгого, многозначительного молчания «старец» молвил Лилиной спутнице: «Приходи ко мне, чайку попьем. И ее приводи!»

Об этой встрече Лиля рассказала Осе, откровенно признавшись, что вообще-то ей бы очень хотелось, и будь ее воля… Ося категорически запретил — ослушаться его она не посмела. До гибели Распутина оставалось всего несколько месяцев. В декабре она вспомнила синеву его колдовских глаз, увидев в газетах снимок окровавленного лица, разбухший от воды труп на льду замерзшей Невы.

Встречи бывали разные, иногда самые неожиданные. Некая Любочка, считавшаяся подружкой, позвала ее на завтрак к своему любовнику, князю Трубецкому, жулику и проходимцу, несмотря на громкое имя и княжеский титул. В его присутствии Лиля напрямик спросила подружку: «Верно ли, Любовь Викторовна, что вы с мужчинами живете за деньги?» Любочку вопрос ничуть не смутил: «А что, Лиля Юрьевна, разве даром лучше?»

В другой раз та же Любочка пригласила ее в театр — танцевала прославленная Матильда Кшесинская. За Лилей стал ухаживать великий князь Дмитрий Павлович. Было забавно — не более того. Остались в памяти блеск бриллиантов на дамах и благоухание дорогих си-гар, исходящее от их кавалеров. Лишь исполненные перед началом спектакля «Марсельеза» и английский гимн напомнили о том, что война продолжается.

Куда милей, куда ближе душе и сердцу была другая среда, другие люди и встречи едва ли не каждый день в доме на Жуковской улице. Поэт Константин Липскеров выпустил книгу «Песок и роза» — там были стихи, ей посвященные. Художник Борис Григорьев написал огромный ее портрет — не в натуральную величину, а еще больше: Лиля лежит на траве, фоном служит зарево — то ли восход, то ли закат, а может быть, и пожар…

Но главным был Маяковский — он сам и его стихи. «Мы любили тогда только стихи, — много позже писала Лиля. — Я знала все Володины стихи наизусть, а Ося совсем влип в них». Летом 1916-го Маяковский читал Лиле свою новую поэму (большое стихотворение?) «Дон-Жуан», ей, естественно, посвященную. Прочитал только Лиле — на улице, на ходу. И, увидев ее реакцию, тут же изорвал в клочья: не хотел оставлять свидетельство того смятения, в котором тогда находился. Об этом говорит содержание поэмы — о нем известно только со слов Лили: «опять про несчастную любовь».

Отношения его с Лилей становились все более сложными и даже загадочными: иногда казалось, что взаимное чувство связывает эту пару все больше и больше, иногда, наоборот, — что разрыв между ними все глубже и глубже. Осип смотрел на их странный роман не с позиций ревнивого мужа, а доброго друга: он, похоже, влюбился