Давайте напишем что-нибудь - Евгений Клюев

– и так далее. Когда Деткин-Вклеткин устал писать это заявление, занявшее около сорока страниц и все еще не подошедшее к концу, он сразу же отнес его на работу, приняв решение досказать устно то, чего ему не удалось дописать.

Впрочем, досказывать не пришлось. Толстая дама, как всегда, улыбнулась ему шестью рядами золотых и снова золотых зубов, медленно и аккуратно разорвала заявление на мелкие кусочки, сложила обрывки в большую тарелку, залила майонезом и, быстро, как обычно, съев все это, отсчитала Деткин-Вклеткину причитающуюся ему за неполные полмесяца сумму, а потом радушно сказала: «Ни за что не приходите в следующий раз». Забегая вперед, скажем, что именно так он и поступил.

Покончив с работой, Деткин-Вклеткин сразу же отправился на брега Невы в надежде, что по песку пробежит или, на худой конец, пройдет женщина Марта, когда ее кто-нибудь окликнет.

Деткин-Вклеткин ждал несколько месяцев, но женщины Марты по песку не пробежало, зато пролетела однажды над ним жирная невская чайка и сказала ему на лету:

– Если ты, Деткин-Вклеткин, ждешь Марту, то ее тут нет.

Деткин-Вклеткин поразмышлял над этой информацией умом и решил, что ничего особенно нового и интересного ему не сообщили. Тогда – чуть ли не впервые за свою зрелость – он обратился к живому существу (чайке) с вопросом:

– А где она?

– В конторе! – странно и страшно крикнула чайка и улетела на веки вечные.

Деткин-Вклеткина передернуло от такой подробности.

– в конторе… – маленьким эхом отозвалось в нем, но он не понял того, что отозвалось, и пошел, кажется, домой. Там он очень не вовремя, потому что был уже вечер, вкусил Завтрака на траве, а потом, чего с ним в это время суток не случалось ни-ког-да, – Музыки на воде… и заплакал.

Музыка на воде – вот еще новости! – очень не понравилась ему, и он захотел каши на молоке. Хотение это произвело на него сложное впечатление, потому что Деткин-Вклеткин плохо представлял себе кашу и еще хуже – кашу на молоке: ему удалось вообразить, и то довольно смутно, только кашу на траве – в виде некоей размазанной по поляне субстанции.

В конце концов, осознав хотение каши на молоке как темное и беспредметное, Деткин-Вклеткин снова отдал предпочтение Музыке на воде, но от Музыки на воде его стошнило. И тогда он решил убить себя.

Более продолжительные раздумья на эту тему устрашили Деткин-Вклеткина, потому вместо себя он решил убить кого-нибудь другого, что тоже было страшно, но уже не так. Тут Деткин-Вклеткин стал думать, кого конкретно ему убить, но никого конкретно припомнить не смог. Всплывавшие в памяти лица ни черта не имели уловимых очертаний и сливались в общее понятие «люди». Убить общее понятие Деткин-Вклеткин не посмел и от отчаяния вспомнил лицо человека, который однажды давно дал ему надкушенную уже тогда конфету. Деткин-Вклеткин обрадовался своему воспоминанию и пошел на улицу убивать того человека. Он искал его много дней, но не нашел. Поняв, что теперь уже того человека не найти, Деткин-Вклеткин принял новое решение: убить первого попавшегося прохожего – и, выйдя из дому, сразу же приблизился к таковому. Ощупав карманы и не найдя в них инструмента для убийства, Деткин-Вклеткин принялся раздумывать о сложности ситуации, в которой оказался, и, пока раздумывал, упустил жертву. Тогда Деткин-Вклеткин, не медля, приблизился к следующему прохожему с теперь уже практической мыслью – убить его словом.

– Ты зараза! – крикнул он человеку в лицо, коего не успел разглядеть. Человек упал и умер, а Деткин-Вклеткин, не интересуясь им больше, с легкой душой зашагал себе вперед. Впоследствии оказалось, что человек этот умер не насмерть, а догнал убийцу, после чего бывшей у него в руках огромной железякой сильно и молча ударил Деткин-Вклеткина по голове.

Когда Деткин-Вклеткин очнулся, он увидел подле себя мышку-норушку, лягушку-квакушку и волка-зубами-щелка. Деткин-Вклеткин не понял смысла их присутствия подле себя, плюнул на них и поднялся идти. А они вытерлись и разбежались кто куда хотел, по делам.

Заняться опять стало нечем – и Деткин-Вклеткин, осознав, что никого так и не убил, да и не убьет теперь уж, опять затосковал о Марте. И он тогда ужасно тонко крикнул:

– Ма-а-арта-а-а!

– Вы интересуетесь Мартой? – тут же спросил его кто-то из шедших мимо. – Пожалуй, если Вы дадите мне немного денег, я скажу, как ее найти.

Деткин-Вклеткин вынул из кармана бумажник и с большой охотой протянул его весь на голос, при этом не поинтересовавшись лицом голоса. Бумажник сразу куда-то исчез, но голоса больше не раздалось, и Деткин-Вклеткин тихо напомнил:

– Как же найти Марту?

Ответа не было.

Деткин-Вклеткин немного подождал, потом огорчился и стал опять идти. И тут он вновь услышал голос, показавшийся ему незнакомым:

– А больше у Вас случайно никаких денег нет? Потому что я взял бы еще немного…

– Не знаю, – ответил Деткин-Вклеткин и пошарил в карманах: там нашлась мелочь.

– Есть мелочь, – сказал он.

– Давай мелочь и еще, пожалуй, часы – я все-таки решил сказать тебе, как найти Марту.

Деткин-Вклеткин поспешно все это отдал, но на лицо опять смотреть не стал, а стал только ждать обещанного сведения. Но сведения никакого так и не поступило. «Странно», – подумал Деткин-Вклеткин и крикнул в пространство:

– Может быть, если я отдам Вам одежду и обувь, Вы вернетесь и скажете мне, где Марта?

– Давай, – без энтузиазма откликнулся все еще не ставший знакомым голос, а потом – в процессе раздевания Деткин-Вклеткина – посоветовал: – Ты трусы-то не снимай: стыдно.

Тот остановился на трусах, протянул вперед одежду и обувь и отдал их со словами:

– Только, пожалуйста, не забудьте сказать мне, где Марта.

– Да пошел ты со своей Мартой! – отозвались уже издалека.

Деткин-Вклеткин подумал над смыслом услышанного и громко крикнул вдаль:

– Я не понял Вас!

Поскольку никаких объяснений не последовало, он для приличия выждал минут пятнадцать-двадцать и только тогда отправился идти дальше. Через непродолжительное время он продрог и куда-то вошел. Там были столы и стулья. Деткин-Вклеткин сел на стул за стол.

– Эй, голый! – сразу же донеслось откуда-то сбоку. – Ты чего сюда пришел?

Деткин-Вклеткин ради интереса подождал ответа голого и, не дождавшись, утратил интерес к ситуации. Он спрятал лицо в ладони, чтобы спать.

Внезапно его тронули за плечо пальцами:

– Голый! – кажется, это все-таки к нему обращались, и Деткин-Вклеткин, не поднимая лица, спросил:

– Это Вы мне?

– Разве тут есть другие голые? – задали ему вопрос.

– Я не обратил внимания, – не солгал Деткин-Вклеткин.

– Обрати, – посоветовали ему.