Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей - Александр Герасимов

саду мне перед кем красоваться? Перед цветами да скучной Ифигенией?

— Электра, что я слышу! Кажется, ты ставишь меня в один ряд с травой, это обидно! — Ифигения хмыкнула, но задетой не выглядела. Затем она перевела взгляд на брата, и ее лицо стало серьезным.

— Я вижу смятение в твоих глазах. Что-то случилось?..

— Сами боги не могут утаить от тебя свои мысли и чувства, сестрица, — чтобы не смотреть Ифигении в глаза, царевич поднял лицо к ветвям стройного кипариса. — Мне пришлось пережить непростой разговор с нашей матерью.

— Так я угадала? Ты снова сделал что-то, чем не пристало заниматься порядочным царским отпрыскам? — Электра сказала это будто в насмешку. Выслушав за свою жизнь бесчисленное количество выговоров, девушка уже не придавала им особого значения.

— Что-то в этом роде, — Орест продолжал рассматривать деревце, словно оно было самым привлекательным в мире. Выдержав небольшую паузу, он вздохнул и наконец произнес:

— Я сказал Клитемнестре, что откажусь от микенского престола.

— Что?! — хором воскликнули царевны и в замешательстве переглянулись. Затем Ифигения осторожно уточнила:

— Ты ведь не шутишь? Не самая подходящая тема для насмешек.

— Я говорю серьезно, Ифигения. Пусть царем станет Эгисф. Я же…

Орест устроился на скамье поудобнее, сестры придвинулись ближе. Неторопливо, не упуская ни единой подробности, царевич рассказал им о случившемся сегодня.

— Надеюсь, я не совершил ошибки. — задумчиво проговорил он в конце. — Брат наверняка станет лучшим царем. Или хотя бы послушным.

Оресту очень хотелось услышать хотя бы от кого-нибудь подтверждение своей правоты. Ифигения и Электра, хорошо знавшие брата, это почувствовали.

— Ах, Орест, — покачала головой Электра, а затем накрыла руку брата своей. — Ты знаешь, я не стану тебя упрекать. Если это именно то, чего желает твое сердце…

— Так ты согласна со мной? — царевич не скрывал волнения в голосе.

— А почему бы и нет?.. Посмотри на меня, я ведь старше. Все, о чем мечтает наша мать — выдать замуж неуступчивую дочку. Думаешь, я горю желанием становиться супругой одного из толстых, вечно потных царьков, связи с которыми так выгодны Микенам?.. Что желаю ложиться под нелюбимого мужчину, жить вдалеке от родных полей и гор, разделять переживания с человеком, к которому равнодушна?.. Как и ты, я бы хотела избежать навязанной судьбы. Хоть у нас и разные причины, но мыслим мы одинаково.

Орест молчал. Между ним и Электрой будто протянулась нить глубокого взаимопонимания.

— И все же ты мог совершить серьезную ошибку… — прошептала вдруг Ифигения, хранившая до этого молчание.

— Вот всегда ты так! — сердито заметила сестра. — Вечно осторожна, постоянно пророчишь беду!

— Это неправда, — мягко возразила Ифигения. — Я хочу сказать, что сейчас Эгисф может покориться царице и стать послушным исполнителем ее приказов, но… кто знает, какие чувства скрываются в его душе? Он всегда был тихим и замкнутым… Разве Эгисф хоть когда-нибудь доверял нам собственные думы? Я не помню такого. Никто в семье не знает, каковы его истинные желания. Если что-то пойдет не так, последствия окажутся куда плачевнее, чем если бы правил Орест.

— О, великий Зевс! — воскликнула Электра. — Ну что такое ты говоришь? Иногда мне кажется, что в тебя вселился дух Кассандры, той несчастной предсказательницы из Трои. Как можно быть такой унылой, дорогая?

Сказав это, Электра легонько стукнула сестру пальцем по носу. Ифигения отпрянула в неожиданности, но затем смягчилась и даже хихикнула.

На этом разговоры о грустном завершились. Оресту хотелось рассказать о своих морских грезах, которые вот-вот претворятся в жизнь. Его сестры жизнерадостно защебетали, обсуждая подробности предстоящего путешествия. На сад вновь снизошла легкая радость, все тревоги растворились в розоватом вечернем небе.

* * *

Наступившая в царском саду идиллия затронула не всех — словно осы в потревоженном гнезде, мысли роились в голове дворцового управителя. Ахом стоял за густым кустарником и стремился запомнить каждое слово. Когда Орест и его сестры заговорили о пустяках, египтянин отступил, стараясь остаться незамеченным.

Он еще не знал, как следует реагировать на услышанное. Львиный город ожидали большие перемены — Ахом предвидел это так же ясно, как если бы ему их показали наяву. Перед мысленным взором египтянина проносилась вереница событий, меняющих судьбу микенского царства, а заодно и его собственную.

Ему повезло пройти мимо с мелкими поручениями для слуг. Возможно, сам Осирис направил его в нужное место? Или то был злобный Сет, что предрек наступление конца? Царедворец провел рукой по лицу и удивился, ощутив под ладонью выступивший пот. Так вот какова сила предчувствия!

Но, что бы ему ни померещилось, он не останется в стороне от грядущих событий. Уж это Ахом знал точно.

* * *

В детстве Ахом часто слышал от отца, что главное в жизни — внимательно смотреть, куда дует ветер. Если он приносит с собой изменения — оцени грядущее, рассчитай силы и займи наиболее выгодную позицию. Опытный торговец следовал этому принципу в быту и делах, а потому избежал преследования в родном Та-Кемет и начал вести дела в Микенах, не боясь гнева жрецов. Ахом же пошел еще дальше.

Зерно честолюбия в душе будущего дворцового управителя дало всходы не на пустынных барханах, а в плодородной долине: еще в детстве Ахом начал вынашивать тайные планы.

Его семья отличалась расчетливостью: несколько поколений зажиточных торговцев сколачивали состояние на продаже пряностей, тканей и различных украшений — у ахейцев пользовались популярностью творения мастеров из страны, именуемой здесь Айгиптосом. Покойный дед Ахома всю жизнь отправлял из Мемфиса корабли, доверху нагруженные товаром. А отец, перебравшийся в Микены, не просто сохранил торговые связи, но и преумножил их. Не покидая Львиный город, он каждый год посылал десятки галер обратно в Та-Кемет: там слуги продавали изделия микенских мастеров и готовили к отправке местные сокровища. Богатство семьи Ахома увеличивалось — еду в их доме подавали на золотых блюдах, а одежда и украшения сияли бесстыдной дороговизной.

Ахома всегда забавляло, как отец рассказывал гостям о причине переезда в Микены. Мол, нужно лично следить за товаром, а еще солнце на родине слишком уж жаркое… На деле причина была иной: торговец бежал от пристального внимания Хем Анкхиу — неистовых жрецов, прибравших к рукам власть в Мемфисе. Эти «служители» олицетворяли закон в крупных городах и не стеснялись открыто расправляться с инакомыслящими. Их взглядов и учений отец Ахома не разделял. Вдали от дома воспоминания о родном городе отдавались в его сердце любовью и неимоверной тоской, поэтому за закрытыми дверями своего микенского дома старик неуклонно соблюдал традиции и обычаи страны Та-Кемет.

Всю жизнь почтенный египтянин подчинялся неизменному правилу: