Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики - Ольга Тогоева

Изначально, писал он в De civitate Dei, наши прародители были способны полностью подчинять себе свои половые органы, однако после изгнания из Рая они утратили этот контроль, и их порочные инстинкты, вырвавшись на свободу, стали совершенно неуправляемыми[96]. Похоть, которую познали Адам и Ева, — несмотря на то, что само соитие, вне всякого сомнения, следовало рассматривать как явление положительное, берущее начало от Бога — обращала каждый частный акт совокупления во зло, в наказание рода людского, посланное Господом. А потому отныне любой ребенок (за исключением Иисуса Христа) рождался во грехе[97], ибо его родителей побуждала к этому исключительно похоть[98], И хотя сам брак Августин признавал достойным общественным институтом[99], данное обстоятельство ни в коей мере не означало, что следует публично обсуждать и тем более превозносить плотскую любовь[100]. Напротив, законный союз мужчины и женщины оказывался, с его точки зрения, единственным средством превратить низменное желание в необходимую обязанность[101], ибо рождение потомства отчасти лишало соитие его греховной окраски[102].

Таким образом, любое отклонение от интимных отношений, ограниченных рамками брака, — адюльтер или иная форма сексуальных девиаций — понималось Августином как грех, совершенный «по наущению дьявола»[103]. Исцелить его — подобно тому, как врач исцеляет своих пациентов — способна была, по мнению теолога, лишь истинная вера[104].

Именно такое понимание частной жизни людей, ее положительных и отрицательных сторон, стало доминирующим в эпоху Средневековья. На нем была, в частности, основана вся система церковных пенитенци-алиев, предполагавших различные наказания за сексуальные прегрешения. Рассматривая, вслед за Августином, покаяние как своего рода врачевание душ, исповедники основное внимание уделяли описанию «заболевания» и его симптомов, а затем предлагали пути излечения[105]. В ходе подобных бесед с прихожанами представители церкви не только получали сведения о различных сексуальных отклонениях: в сборниках пенитенциалиев, в проповедях и сочинениях теологов прочно закрепилась медицинская метафора, описывавшая процесс признания греха и его искупления[106].