Последний из бессмертных - Андрей Ливадный

Утренний воздух, сладкий, кажущийся тягучим от обилия запахов, вливался в грудь, не вызывая тревожных симптомов, дышалось легко и спокойно. Иван позволил себе расслабиться, лечь на податливую подстилку пружинящего мха и почти тотчас провалился в глубокий сон…

…Проснулся он лишь на рассвете следующего дня, ощущая себя полностью отдохнувшим, будто не было трех суток изматывающего пути и чрезмерного злоупотребления стимуляторами.

Есть не хотелось. Он сходил к источникам, умылся и начал собираться в дорогу, пока солнце находилось точно на востоке.

* * *

К исходу пятых суток с момента крушения истребителя Таманцев почувствовал: с ним творится что-то неладное.

Метаболический имплант, судя по показаниям примитивной индикационной вставки, функционировал исправно, питался Иван исключительно пищевыми концентратами из неприкосновенного запаса, воду он набрал из родниковых водопадов, к тому же дополнительно очистил ее, – все меры предосторожности были соблюдены, но все же непонятное недомогание росло, он чувствовал себя все хуже, временами изменяло зрение, ноги начинали подкашиваться, приходилось делать остановки, но после отдыха встать и идти дальше с каждым разом становилось все труднее.

Попадись ему сейчас на пути какой-нибудь крупный хищник, и трудное странствие вполне могло окончиться…

Сознание плыло. Приступы полной дезориентации происходили все чаще, рассудок словно отключался. Иван продолжал видеть, слышать, но не мог осмыслить получаемую через органы чувств информацию.

Он потерял ощущение времени, направления, пройденного расстояния, забыл, куда и зачем идет, потом в приступе внезапного удушья сорвал дыхательную маску, зачем-то машинально сбросил с предплечья метаболический имплант, прошел еще с десяток шагов и наконец упал, споткнувшись обо что-то, выступающее из-под земли.

Кружилась голова. Он не мог сфокусировать взгляд, все расплывалось перед глазами, хотелось пить, но не осталось сил даже шевельнуть рукой, дотянуться до фляги…

Только не так… Я не хочу умирать безвольно…

Последняя мысль перед погружением в вязкий мрак.

* * *

Очнулся Таманцев на рассвете, вот только какого дня с момента крушения истребителя?

Он лежал на спине, мягкая подстилка красноватого мха успела спрессоваться под весом тела, в спину больно упирались выступающие корни деревьев, чьи кроны нависали над Иваном, образуя непроницаемый шатер листвы.

Слабость и ломота в затекших мышцах на фоне прояснившегося рассудка воспринимались как признак долгой неподвижности.

Таманцев смутно помнил, что происходило с ним перед потерей сознания.

Он с трудом приподнялся, настороженно огляделся вокруг. Внутри поселилось чувство тревоги, непонятной агрессивности к окружающему. Он не мог сказать, что ощущает опасность, чувство было сродни скверному расположению духа, когда требуется выплеснуть эмоции, словно организм безостановочно вырабатывал биохимические стимуляторы, нагнетая внутреннее напряжение.

Бесконтрольная дрожь в мышцах только подтвердила промелькнувшую догадку.

Таманцев попытался взять себя в руки, но безуспешно, – в памяти, как назло, всплывали самые страшные и отчаянные эпизоды из прошлого, чувство тревоги росло, становилось глобальным, поглощающим разум, парализующим способность мыслить здраво.

Он опять не контролировал собственные действия, вспышка беспочвенной ярости овладела им, подняла на ноги, заставив озираться вокруг.

Место, где он оказался, действительно могло внушить тревогу: он очнулся на краю обширной поляны, затянутой красновато-бурым, будто окропленным кровью мхом, из-под которого, словно ребра скелета исполинского животного, торчали изгибающиеся, потускневшие от времени балки металлопластикового каркаса.

Бугристая поверхность открытого пространства принимала зловещие очертания. Таманцев не галлюцинировал: тонкий слой мха обволакивал нечто, лежащее на твердой поверхности: местами бугристые, рельефные контуры принимали отчетливый вид застывших в разных позах человеческих фигур…

Мышцы дрожали все сильнее, по телу пробежала ледяная испарина, обострившееся зрение фиксировало все новые и новые детали: мягкие контуры брошенных предметов, завалы контейнеров, покрытых вскарабкавшимся и на вертикальные поверхности мхом, вдали, за изогнутыми, вздымающимися на сотни метров «ребрами», застыло нечто, похожее на дискообразный корпус космического аппарата с различимыми даже на таком расстоянии выступами надстроек…

…Солнце уже оторвалось от линии горизонта, его лучи, пройдя сквозь кроны обрамлявших огромную поляну деревьев, соткали причудливую игру света и тени: казалось, что поверхность мха зашевелилась, а заключенные под ней тела начинают распрямляться, двигаться, стремясь встать.

Разум Ивана погружался в чудовищную действительность, как в омут.

Ему было страшно. Впервые в жизни он испытывал глобальный, неподконтрольный рассудку, всепоглощающий ужас, не понимая, что происходит.

Внезапно поднялся ветер. Он дул странно, локальными порывами, пласты мха поднимались в разных местах, на миг обнажая скрывающиеся под ними тусклые фрагменты металлопластика…

Таманцев машинально выхватил оружие. Ему внезапно показалось, что вся поляна от края до края полнится движением призрачных фигур, один из зловещих красноватых контуров, сотканный как будто из света и воздуха, несся прямо на него, и Иван, не выдержав, выстрелил.

Пуля прошила пустоту, наискось ударила в землю, вырвала клочок красноватого мха и с визгом ушла в рикошет от твердой поверхности.

Порывы «ветра» моментально стихли, призрачные фигуры истаяли, только пронесся протяжный, разочарованный стон, помутилось в глазах, а когда странная пелена рассеялась, Таманцев медленно опустился на колени, не в силах сопротивляться внезапной, неодолимой усталости.

Бред…

Под ладонями податливо проминался мох.

Иван с трудом перевалился набок, сел, хотел смахнуть выступившие на лбу капли пота и вдруг увидел, что ладонь испачкана… кровью.

Таманцев несколько секунд смотрел на липкое пятно, потом перевел взгляд на отпечаток ладони и заметил чуть дальше характерные, вытянутые в направлении стремительного движения, разлетевшиеся мелкими брызгами капельки крови.

В том месте, куда ударила пуля, в лучах восходящего солнца тускло поблескивал фрагмент обнажившейся глянцевитой поверхности.

Что он мог противопоставить предлагаемой действительности?

Только здравый смысл, если хотел сохранить рассудок. Приступ тревожного состояния усиливался, но Таманцев знал, как следует бороться с подобными недугами. Превозмогая все дурные ощущения, он встал, сказав себе: я в порядке.

Никакой мистики он не признавал, и капли крови отчасти подтверждали правоту такой позиции.