Последняя война царской России - Вячеслав Шацилло

После убийства Франца-Фердинанда в австрийской и германской прессе начала набирать обороты невиданная по своим масштабам антисербская и антирусская истерия. Обывателей убеждали в том, что нити заговора против Вены ведут в Белград, а оттуда в Санкт-Петербург. Все громче и громче раздавались голоса с требованием немедленно покончить с Сербией как «политическим фактором на Балканах».

Среди историков и политиков одно время шли многословные дискуссии о том, какая страна несет основную ответственность за развязывание невиданной доселе кровавой мировой бойни. Между тем достаточное количество документов на эту тему было опубликовано еще в 20-х годах, в том числе письмо министра иностранных дел Германии Г. фон Ягова немецкому послу в Лондоне князю К.М. Лихновскому. Подобно тому, как рассуждал глава германского внешнеполитического ведомства в июле 1914 года сразу же после убийства Франца-Фердинанда, в Берлине думали многие: «В основном Россия сейчас к войне не готова. Франция и Англия тоже не хотят сейчас войны. Через несколько лет, по всем компетентным предположениям, Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас своим количеством солдат; ее Балтийский флот и стратегические железные дороги уже будут построены. Наша же группа между тем все более слабеет. В России это хорошо знают и поэтому, безусловно, хотят еще на несколько лет покоя»[22]. Исходя из такой оценки геополитической ситуации, в Берлине решили, что настало время действовать.

Агрессивные настроения получили широкое распространение и в Вене. Вот что писал, например, начальник генерального штаба австро-венгерской армии К. фон Гетцендорф: «Два принципа были в резком конфликте друг с другом: либо сохранение Австро-Венгрии как конгломерата национальностей, который должен выступать в виде единого целого перед внешним миром и видеть свое общее благо под властью одного государя, или же рост отдельных независимых национальных государств, притязающих на свои этнические территории Австро-Венгрии и таким путем вызывающих разрушение монархии. Конфликт между двумя этими принципами, нараставший давно, достиг высшей стадии вследствие поведения Сербии. Его разрешения нельзя было откладывать»[23].

Тем не менее необходимо отметить, что хотя существовавшая в Австро-Венгрии влиятельная группа политических и военных деятелей действительно стремилась к войне, но к войне локальной, региональной — против Сербии, в самом крайнем случае против России, но никак против Франции и Британии, с которыми австрийцам делить, собственно, было нечего. Да и Сербия, чье поведение определялось полной уверенностью в поддержке со стороны Российской империи, к мировой войне также не стремилась.

После событий в Сараево в Вене две недели колебались по поводу мер, которые следует предпринять в дальнейшем. Все прекрасно понимали, что война против Сербии может вылиться в войну против России. Наиболее последовательно против решительных действий выступал влиятельный венгерский премьер-министр граф И. Тисса. 1 июля 1914 года он докладывал Францу Иосифу: «…я имел возможность поговорить с графом Берхтольдом (министр иностранных дел Австро-Венгрии. — В.Ш.) и узнал о его намерении использовать сараевское преступление как предлог для того, чтобы рассчитаться с Сербией. Я не скрыл от графа Берхтольда, что это, по моему мнению, было бы роковой ошибкой. Во-первых, мы до сих пор не имеем никаких оснований, по которым мы могли бы считать Сербию ответственной, и вызвать войну с государством, несмотря на удовлетворительные заявления его правительства. Мы оказались бы в самом невыгодном положении, предстали бы перед всем миром в роли нарушителей мира и начали бы большую войну в самых невыгодных условиях»[24].

В обстановке сомнений и нерешительности в Вене было решено запросить мнение главного союзника.

5 июля Вильгельм в своем дворце в Потсдаме принял австрийского посла Л. Сегени и на встрече с ним без обиняков заявил: «С выступлением против Сербии не мешкать!» Тут же был одобрен конкретный план расправы с Белградом. Расчет немцев был все тот же: если Россия не вступится за сербов, то в войне один на один Австро-Венгрия их разгромит, что пойдет на пользу центральным державам, а если же Россия заступится за своего исторического союзника, то разразится большая война в выгодных для Берлина условиях. Вот что сообщал в Вену об этой встрече сам Сегени: «Сначала он (Вильгельм. — В.Ш.) меня заверил в том, что ожидает с нашей стороны серьезного выступления против Сербии. По мнению императора Вильгельма, нельзя мешкать с этим выступлением. Позиция России будет во всяком случае враждебной, но он к этому готовился в течение ряда лет, и если дело дойдет до войны между Австро-Венгрией и Россией, то можем не сомневаться в том, что Германия выполнит свой союзный долг и будет стоять на нашей стороне…»[25].

На этой же встрече было решено выставить сербской стороне заведомо неприемлемый для нее ультиматум, отказ от выполнения которого послужил бы причиной вторжения австрийских войск в Сербию. Через два дня после Потсдамской беседы, 7 июля, состоялось заседание австро-венгерского Совета министров. Принимая во внимание позицию Берлина, «все присутствующие, однако, за исключением королевского венгерского председателя совета министров, придерживаются мнения, что чисто дипломатический успех, даже в том случае, если бы он закончился блестящим унижением Сербии, не имел бы ценности и поэтому нужно предъявить к Сербии настолько далеко идущие требования, чтобы можно было предвидеть их отклонение и тем самым радикальное разрешение вопроса путем военного вмешательства»[26].

Все это неопровержимо свидетельствует о том, что именно немцы сделали первый и решающий шаг к мировой войне, бесцеремонно подталкивая своих младших партнеров по коалиции к крайним мерам.

В то же время у союзников России по Антанте поначалу убийство наследника австрийского престола особой тревоги не вызвало. В Россию 20 июля на броненосце «Франс» прибыли с государственным визитом президент Франции Р. Пуанкаре и председатель совета министров Р. Вивиани, которые подтвердили свои союзнические обязательства в случае войны России с Германией. Именно поэтому уже готовый австрийский ультиматум Сербии решено было не вручать правительству Н. Пашича до тех пор, пока французская делегация не отбудет на родину, — таким образом, союзники лишались возможности быстро проконсультироваться по этому вопросу.

Ультиматум Австрии был вручен сербскому правительству только после того, как Кронштадт покинул французский президент, — 23 июля. Для ответа Белграду был дан срок в 48 часов. Ультиматум начинался со слов о попустительстве сербского правительства антиавстрийскому движению в Боснии и Герцеговине и обвинений официального Белграда в организации террористических актов, а далее следовали 10 конкретных требований.