Основная операция - Данил Корецкий

Через полчаса, выставив у электроподстанции вооруженный караул, Чижик прямо в кабинете выпил почти без закуски бутылку водки и сел у окна, глядя на чернеющие у пирса силуэты списанных атомных субмарин. Он прокручивал сотни вариантов того, как вывести в открытый океан хоть один из некогда мощных кораблей. Но то и дело приходилось фантазировать, потому что реального варианта в природе не существовало.

Внезапно в дверь постучали.

— Товарищ капитан-лейтенант, — услышал он взволнованный голос помощника дежурного. — К вам товарищ из самой Москвы! Аж из Государственной Думы!

Этого еще не хватало! Чижику надо было умыться, но негде, и он сделал единственно доступное — с силой провел руками по лицу, как бы стирая опьянение и отчаяние. Замок щелкнул. На пороге стоял московский друг Сергей Петрович — единственный человек, который принял за последние годы доброе участие в его судьбе. Больше того, который спас ему жизнь. Чижик по-мальчишески всхлипнул и совершенно неожиданно заплакал навзрыд.

* * *

Где решаются любые важные вопросы нашей жизни? В служебных кабинетах, кремлевских апартаментах, амфитеатрообразном зале Государственной Думы? Нет. Судьбы людей, принадлежность больших денег, направления внешней политики, вопросы жизни и смерти определяются за столом. Не полированным казенным, накрытым красной скатертью, а обеденным, уставленным выпивкой и закуской. Стол может стоять где угодно: в буфете Федерального Собрания, в сауне госдачи, в «люксе» «Президент-отеля», в притоне Марьиной Рощи и как угодно выглядеть: лобстеры, улитки, икра, миноги, запеченные поросята, «Абсолют», «Двин» и «Хванчкара» на хрустящей белоснежной скатерти или кильки в томате, горбушка хлеба и «Русская» на заляпанном известкой ящике в каком-нибудь кильдюме. Все зависит от возможностей и привычек, но различия по большому счету непринципиальны: человек размягчается, когда ест и пьет — именно этот нехитрый принцип служит стержнем деловых обедов. Правило не знает исключений. Даже самые демократические коллегиальные совещания — заседания Политбюро и воровские сходки — опирались на предварительно сформированное мнение группы паханов и фактически только узаконивали застольные решения.

Особое дело — кавказский стол. Сразу оговоримся, что это понятие не географическое, а социальнокультурное. Такой стол можно разбить не только в тенистой лесной прохладе у кристального родника под Иджеваном или на живописной горной площадке неподалеку от Боржоми, но и в Ярославле, СанктПетербурге, Норильске или даже на дрейфующей льдине — везде, где окажутся два знатока кавказского культа еды и пития, имеющие при себе необходимые компоненты, определяющие внешнюю форму традиционного горского пиршества: крупные южные помидоры, звонко хрустящие огурцы, тугие пучки сочной изумрудной зелени, покрытой выпуклыми каплями прозрачной воды, немилосердно-острую аджику, зеленоватый, с восхитительной кислинкой ткемали, слезящийся овечий сыр, нечерствеющий лаваш и, конечно, добрый полупудовый кус ароматной баранины или нежнейшей телятины.

На столе Магомета Тепкоева весь обязательный ассортимент присутствовал, внизу, во дворе дома, два дюжих молодца дожаривали на раскладном мангале шашлык, а тем временем хозяин. Лечи, Битый Нос и подоспевший кстати Лема Терлоев неторопливо закусывали, пили водку «Смирнофф» и лениво говорили о второстепенных вещах, потому что этикет не позволял сразу переходить к главному.

— Сегодня наш парень погиб в туннеле, — мрачно сообщил Битый Нос. — Две дырочки на шее, и вся кровь высосана… Поискали вокруг, а там паутина с веревку!

— А помнишь, каких мы тварей встретили? — Лема передернулся. — Крысы размером с собаку! За десять минут человека до костей сожрали! И пули их не берут!

— Пули всех берут, — веско произнес Магомет, и сотрапезники замолчали, ибо тот знал, что говорит. — Другое дело — куда попадешь. Я в детстве из воздушки на крыс охотился. Сядешь в сарае и ждешь. Они осторожные, твари… И надо в голову, в мозг… Иначе убегает, потом следы кровавые везде…

— Эти, из Гудермеса, недовольны, — продолжил Битый нос. — Мужского дела просят.

— Стены закончили? — Магомет сосредоточенно жевал луковицу, обильно посыпанную солью.

— Закончили.

— У нас еще долги есть. На Лечи кто напал? Кто ребят побил?

— Ясно кто. За Лекаря отомстить хотели, — оскалился Лечи. Сквозь распахнутую спортивную куртку проглядывала обильно заросшая иссиня-черными волосами могучая грудь.

— Вот пусть сделают дело и уезжают.

Битый Нос несогласно вздохнул.

— Я думаю так, Магомет, — осторожно возразил он. — От них сейчас больше вреда, чем пользы. Болтать будут, кого-то вдруг менты повяжут. Нам спокойней их отправить. Мы тут сами разберемся. Не впервой.

— Ладно, давай так… Проследите, чтобы все уехали. И домой сообщите: пусть за ними присмотрят. Если про туннели языки распустят — сразу кадыки вырывать!

Дюжие повара внесли полуметровые шампуры ароматного дымящегося мяса и немедленно вышли. Существующая в доме атмосфера земляческого братства никого не обманывала.

Крепкие зубы вгрызлись в обжигающую баранину. На некоторое время в комнате наступила сосредоточенная тишина.

— Чуть не забыл! — Магомет хлопнул себя по лбу. — Руслан уже два раза звонил, про какого-то Идигова спрашивал. Есть такой?

— Есть, — кивнул Лечи. — Он все к тебе рвался.

— И мне надоел: к Магомету надо, к Магомету… — подтвердил Битый Нос.

— Его не отправляйте. Приведите сюда, что-нибудь подберем…

Обязательные тосты были выпиты: за родителей, за родственников, за присутствующих, за отсутствующих, за друзей, против врагов.

— А Россия нам друг или враг? — спросил Лечи и потянулся к пульту дистанционного управления.

За столом повисло тягостное молчание. Наступало время серьезных решений. Лечи включил телевизор.

На родине шла война. Камера фиксировала разбитые дома, сгоревшие легковушки, подолгу смаковала изувеченные трупы И плач обезумевших от горя людей. Получалось, что русские маньяки ни с того ни с сего ворвались в маленькую мирную республику и принялись безжалостно уничтожать своих соотечественников, в первую очередь таких же русских.

— Здорово! — громко засмеялся Лема. — Сколько же мы им платим?

— Достаточно, — Магомет не собирался вдаваться в подробности.

Чеченские мужчины, взявшись друг за друга, прыгают по кругу. Обрядовый танец «муртыш», восходящий корнями" к языческим обрядам. Знак уважения к мертвым и готовность к новым жертвам. Символ непобедимости гордого народа.

Демонстрация в Москве. Плакаты "Вон из Чечни! ", "Прекратить преступную войну! ", "Руки прочь от Чечни! "…

Сергей Колосков — совершенно бесцветный человечек с неврастеничным лицом, не сделавший в своей жизни ничего полезного, если не считать полезным десятилетнюю отсидку в тюрьме: «Я, как правозащитник, категорически осуждаю эту бойню, которая является чистейшим геноцидом против чеченского народа…»