Потоп - Михаил Алексеевич Ланцов

случае, если они носили характер не штучных изделий для частных нужд, а были хоть сколь-либо регулярным товаром. Как несложно догадаться у палаты мер и весов сразу же набрались заказы на них. На два года вперед. Даже несмотря на чрезвычайно высокую цену и тот факт, что их пока еще не продавали — лишь анонсировали…

Тем временем караван купца достиг села, что стояло у дороги. И застал там увлекательную сценку.

Агитаторы пытались агитировать.

Это было так любопытно, что он даже решил остановиться тут на отдых. В конце концов он это впервые видел…

Вон — один такой деятель взобрался на фургон и вещал. Окруженный толпой крестьян. Рассказывал о том, как государь Петр Алексеевич желает облегчить жизнь простого люда. Изменить налоги.

Да как!

Отменить старые все. Вообще все. И вместо них ввести новые, простые и понятные. Но главное — небольшие. Простота же их и прозрачность должна была пресечь на корню всякий мухлеж со стороны сборщиков.

Пел как соловей!

Рассказывая о том, что надобно только переписаться. Чтобы царь-государь знал сколько у него людей. А потому ведал сбором. И лишку не брал. А ежели какие сборщики шалить станут, так челобитные крестьяне смогут подавать. Через старосту своего. Районного. Дабы пресекать такие проказы. Ну и про то, как Петр спасать крестьян своих будет в голодные годы. Но тут, опять же, знать надо — где и сколько людей живет. Всех. От мало до велика.

Люди сомневались.

— Неужто учинив такое он обманывать вас думает⁈ — вещал агитатор.

— Сумлеваемся мы.

— Петр Алексеевич ведает, как вас обманывают сборщики! Они и вас, и его, собаки, вокруг носа водят. Да только как их поймать?..

Кое кто из крестьян на агитатора посматривал недобро. И было видно, если бы не несколько солдат в сопровождении, ждали бы его побои. Или еще что похуже. Да только супротив вооруженных людей они не решались.

В том, что сборщики налогов люди не хорошие — сомнений ни у кого не имелось. А вот в том, что царь не попытается с них, с крестьян, три шкуры содрать — очень даже.

Агитатор же продолжал.

Рассказывал о том, что Петр Алексеевич уже барщину отменил. Чем многим жизнь облегчил. И ныне никто из дворян или иных не в силах простой люд заставить работать на себя. Да еще и отрывая в самый неурочный час посевной или жатвы от своих наделов.

— Брешешь ты! — рявкнул наконец один из недовольных.

— Собака брешет! А я говорю! — ответил ему агитатор. — Царскую волю разъясняю.

— Так ты езжай в соседнее село. Там помещик своих до сих пор на поля гоняет! Вот и вся царская воля!

— То не царская воля! То преступник! — не унимался агитатор. — Верно он говорит? — спросил он, уже обращаясь к остальным селянам.

— Верно! Верно! — стало доносится со всех концов.

— Так давайте челобитную составим! Я ее в канцелярию от вашего имени подам. Вот вам крест подам! — широко перекрестился агитатор. — Царевич Алексей Петрович проверит.

— Что ему до нас?

— Он порядок превыше всего ставит! Государь издал указ? Издал. Значит исполнять надо. Вы — люди темные. Потому я к вам и прислан. Донести слова государя. Рассказать все. Просветить. А то — помещик! Он знать обязан. И ежели зная творит злодейство, то будет наказан!

По толпе прошел ропот.

Разные эмоции выражали люди.

Помещик не их. Но коли выяснится, что они на него донесли, он может и до них добраться. Боязно.

— А вы не робейте! Алексей Петрович всяких нарушителей вот как держит! — сжал агитатор кулак.

Молчание.

— Фома, — произнес агитатор. — Бери бумагу и пиши. В селе… хм… каком? — спросил он у крестьян.

Те ответили.

Мал по малу разговорились.

Рассказали подробно.

И с их слов записали.

Все что знали.

Фома закончил. Протянул агитатору листок.

Тот достал кожаную папку на завязках. И перед тем, как эту бумажку туда положить, достал оттуда целую кипу.

— Вон! Смотрите сколько жалоб везу! Нет устроения на Руси. Ну да государь и наследник его за то взялись! Со всем разберутся! Им бы только узнать.

Ему не поверили.

Так он стал доставать из этой кипы бумажки наугад и зачитывать. И оказалось, что на помещика того многие уже доносили. Не они первые. Да и о других проказах там писано. В том числе, что девок портили. Или расправы чинили на потеху своей душе.

— А довезешь? — крикнул один из тех хмурых.

— Даст Бог, довезу.

— А если помещик какой тебя перехватит?

— Для того мне солдаты и дадены. А если нас с солдатами перебьют, то о том царевичу точно станет известно. Он за нас перед государем отвечает. Так он теряться не станет. Лейб-кирасир своих пошлет. Ужо они-то порядок наведут. Слыхали о них?

— Слыхали… — ответило несколько крестьян. Робко. Видимо какие-то ужасы слышали.

— Все в железе. Лихие. И преданные престолу. Супротив них — любой помещик, что дите. В сопли сотрут. Так что не робейте! Справимся! Главное — вы сами не молчите. Говорите, коли что не так будет. Петр Алексеевич ведь государь не только над помещиками, но и над вами! Ему за вас пред Богом отвечать…

Сказал, а потом по новой стал их агитировать.

Чтобы не медлили. Старосту выбирали. Да переписывались честно. Дабы тот мог наверх подать списки. А по тем спискам и налоги собирать, и помощь в случае голода принимать.

— А ежели староста воровать станет? — крикнул кто-то из толпы.

— Вы же его сами выбираете. Озоровать начнет — сами ему челюсть набок и свернете. А потом скажите, что так и было. — хохотнул агитатор. — Ныне новая жизнь грядет! Про рай на земле говорить не буду. Ибо ложь. Но и государь, и наследник его мыслят голод извести на земле русской. От него убыток и разорение не только для вас, но и для всех честных людей. И в том их наша православная церковь всемерно поддерживает. И князья да бояре. Все. Окромя дураков да мерзавцев. Но с ними они, даст Бог, совладают…

— Дивно, — покачал головой купец. — До чего дожили.

— А не врет? — спросил возничий, кивнув на агитатора.

— А черт его знает? — пожал плечами купец.

Сам же задумался.

Голод…

Страшная вещь. Многие через него каждый год Богу душу отдают.

Цель его побороть благая.

И с позиции человеколюбия.

И не только.

Он ведь купец. Так что о выгоде своей пекся. А потому сразу прикинул, что ежели голод победить, то это ведь сколько сразу рабочих рук образуется. И все сеют, пашут, молотками машут. Трудятся.

О южных благостных землях, что пустовали без хлеборобов, купец знал. И не требовалось большого ума, чтобы смекнуть, куда все эти люди, спасшиеся от голода, отправятся. Тут ведь земель на всех не напасешься. А новые пашни — это новые хлеба. А значит еще больше людей. И товаров…

У купца от осознания масштаба задумки аж голова закружилась. И он невольно пошатнулся.

— Семен Фомич, дурно тебе? — спохватился возничий.

— Нет, пустое, — отмахнулся купец.

— Так кто же тогда ведает? Черта то не спросишь. — вернулся возничий к старому вопросу.

— А и не надо. Мыслю — дело доброе.

Один из крестьян на него скосился. Один из тех, кто был мрачен и особенно скептичен.

— Тебе то чего? — буркнул он. — Без тебя разберемся. Езжай своей дорогой.

— Погоди Фрол, — одернул его старик, а потом попытался пришлому гостю отповедь дать. — Ты купец человек не здешний. В наши дела не лезь.

— Так я и не лезу. Вам решать. — сразу дал попятную Семен Фомич. — Возничий мой спрашивал, ему и отвечаю.

— Ну коли так… а отчего мыслишь, что дело доброе?

— Так тут хитрость не великая. Ежели голод победить, то крестьян много больше станет. Вот сам и подумай, что выгоды больше даст — сейчас со ста крестьян по рублю драть или потом с тысячи да по полтине. Ведь и каждому крестьянину будет большое облегчение, и казне прибыток великий. Ну и нам, купцам, польза. Коли вас больше и легче живете, то и покупать всякое станете охотнее. Хоть платок, хоть еще что. Кругом польза.

Старик с этим Фролом переглянулись.

Что-то на пальцах посчитали.

Хмыкнули.

Но спорить не стали. И скептичность свою поубавили. Сильно поубавили. О южных благостных землях они тоже слышали. Как и о том, что степняков поприжали, а потому ныне там стало спокойнее…

Глава 5