Дымовая завеса - Сандра Браун

Репортер передал эстафету ведущим в студии, прокомментировавшим драматичные и пикантные подробности этого дела. В финале передачи вновь показали легендарную фотографию и крупным планом лицо Джея Берджесса с отблесками пламени в глазах и дорожками слез на щеках, покрытых сажей.

Кобб нажал на кнопку пульта, и изображение погасло. Проклятая фотография. Она положила начало стремительному взлету его карьеры, и все ожидали, что он повесит ее в рамочке на почетное место в своем кабинете. Именно поэтому он ее и не повесил.

Кобб встал и подошел к окну. Как он и предполагал, телевизионные микроавтобусы вытянулись вдоль обочины; репортеры разных каналов всего округа выстраивали кадры со зданием Законодательного собрания штата на заднем плане.

Пожар в полицейском участке. Неотступный кошмар, возвращающийся с пугающей настойчивостью. На этот раз интерес к нему возродился из-за смерти Джея Берджесса. Больше всего на свете Кобб хотел, чтобы о пожаре вообще перестали упоминать, чтобы средства массовой информации навсегда забыли о нем, прекратили бы снова и снова с упоением давать в эфир архивную запись, пересказывать всю эту историю и показывать обессмертившую их проклятую фотографию. Будь его воля, он наложил бы на все это судебный запрет. Он хотел, чтобы избирателям перестали напоминать о том, что, если бы не пожар, он, возможно, и не занял бы этот кабинет.

И больше всего на свете он хотел бы сам забыть об этом.

Остаток дня после пресс-конференции Бритт провела дома, отвечая на бесконечные телефонные звонки.

Звонили знакомые, звонили репортеры. Все жаждали получить полную информацию, узнать подробности ночи, которую она провела с Джеем Берджессом. Самое интересное, что хорошие знакомые были ничуть не деликатнее наглых репортеров. Они говорили, что потрясены случившимся, возмущались тем, что ей приходится оправдываться, но за их сочувствием ей мерещилось лишь неуемное любопытство. Как же им не терпелось выведать, что же произошло на самом деле! Устав отвечать на одни те же вопросы, она отключила домашний телефон прикорнула на диване с сотовым в руке.

Она ждала одного-единственного звонка. Она надеялась что позвонит Билл Алегзандер и скажет, что эксперты обнаружили следы рогипнола, одного эффективнейших наркотиков сексуального насилия, иногда задерживающегося в организме до семидесяти двух часов.

Звонка она дождалась, но услышала совсем не то, что хотела. Адвокат не стал ходить вокруг да около.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Тест на все вещества, которые могли вызвать потерю памяти, отрицательный.

Бритт испустила долгий вздох.

— Вообще-то, я другого и не ждала. Эти наркотики наносят молниеносный удар и быстро выводятся из организма. В этом вся прелесть для сукина сына, подсыпающего их женщине в напиток.

— Да, конечно…

Адвокат принялся рассказывать о том, как начальник полиции и окружной прокурор задали ему хорошую трепку за проведение пресс-конференции.

— Они сказали, что сначала я должен был согласовать наши действия с ними. Я напомнил, что вы не подозреваетесь в совершении преступления, что еще даже неизвестно, было ли вообще оно совершено, и что вы имеете право на свободу слова согласно Первой поправке.

— Представляю, как они перепугались.

Судя по раздражению, зазвучавшему в его голосе, шутка ему не понравилась.

— Дело в том, что вы не входите в число любимчиков полицейского управления, особенно детективов Кларка и Джавьера. Они предъявили мне претензии, что вы намеренно препятствуете их расследованию.

Созывая пресс-конференцию, она точно рассчитала шансы на успех и понимала, что полиции эта акция не понравится. Однако она хотела заявить, причем заявить публично, что самое вероятное объяснение ее потери памяти в ночь смерти Джея — прием какого-то наркотического вещества. И теперь, когда результаты анализа оказались отрицательными, она радовалась тому, что все-таки поделилась с общественностью своими подозрениями.

— Если необходимо, я готова на проведение магниторезонансной томографии, чтобы доказать отсутствие опухоли мозга или каких-либо других причин внезапного провала памяти.

Теперь решил пошутить адвокат:

— Но там еще был виски.

Она хотела было спросить, на чьей он стороне, но решила не тратить попусту остатки сил.

— Джей был моим другом, и его смерть — удар для меня. У него был неизлечимый рак, и он умер во сне, что многие сочли бы благом. Однако из-за того, что я работаю на телевидении, а он был героем, и мы явно были близки, его смерть превратили в медийное событие. Это унижает его и поэтому возмущает меня.

— Надеюсь, вы понимаете, что долг полицейского управления выяснить, что с ним случилось.

— Разумеется. Но я не понимаю, почему полиция не считает своим долгом выяснить, что случилось со мной.

— По-моему, разница очевидна. Вы живы.

Этот разговор рассердил и огорчил ее. Если собственный адвокат не видит в ней жертву, как убедить в этом полицию? Может, не следовало так быстро осуждать друзей, которые звонили ей сегодня? Может, их озабоченность была искренней? Может, ей просто померещилось, что они охотятся за непристойными подробностями?

Она отчаянно нуждалась в верных друзьях, которые не стали бы подвергать сомнению ее заявление о провале памяти или, что более важно, ее честность. У нее не было стандартной группы поддержки — родителей, сестер, братьев, мужа. У нее не было духовника, который помог бы ей советом и утешением.

Зато у нее был список известных людей, которые были ей обязаны. Кроме репортажей о текущих событиях, она часто делала передачи об интересных личностях. В герои она выбирала тех, чьи достижения, по ее мнению, заслуживали признания. И никогда не требовала что-либо взамен. Но теперь, пожалуй, пришел час расплаты.

Бритт набрала первый номер из своего списка.

— Офис судьи Меллорс.

— Здравствуйте. Могу я поговорить с судьей?

— Представьтесь, пожалуйста.

Бритт назвалась, и ее попросили подождать. Снова взяв трубку, секретарь рассыпалась в извинениях и уверила, что до конца дня у судьи не будет ни одной свободной минутки.

— У нее просто невероятное количество дел в связи с предстоящим президентским назначением.

— Да-да, разумеется, — проговорила Бритт, понимая, что с ней просто не желают разговаривать. Когда президент предложил кандидатуру судьи Меллорс в первую инстанцию Федерального суда по гражданским делам, Бритт подробно освещала это событие, включая и длинное интервью. Завершила она репортаж словами: «Голосование Сената по кандидатуре судьи Меллорс, безусловно, всего лишь формальность».

Очевидно, судья решила не омрачать свое светлое будущее даже намеком на связь с человеком, попавшим в скандальную историю.