Русская жизнь-цитаты 1-7 марта 2024 года - Русская жизнь-цитаты

заплаченная за эти позитивные изменения обществом, была в тысячи раз ниже. Тот же результат даст сравнение аристократической революции Мейдзи в Японии и гораздо более «народной» в цинском Китае. Есть и менее очевидные примеры. Мы действительно можем заметить, что общества, которые власть успешно убеждает в своей приверженности «общему благу», как правило, успешнее в исторической конкуренции, чем общества, в которых частный интерес отдельных олигархов открыто ставится выше общественного. Однако этот факт свидетельствует лишь о том, что элиты, убедившие население в какой-нибудь очередной фикции (нация, суверенитет и т.д.), могут изъять у этого населения больше ресурсов для своей борьбы с соседями, чем элиты, хуже скрывающие свой мотив - преследование личных интересов. Фикция общего блага ведет к тем большей эксплуатации населения, чем больше в нее верят. А интересы международной влиятельности элит находятся в прямом противоречии с интересами материального благополучия большинства населения. Пара прямых цитат из де Жувенеля: «Провозглашение верховенства народа только заменило живого короля на иллюзорную королеву — общую волю, по природе своей всегда малолетнюю и всегда неспособную править самостоятельно». «Суверенитет народа — всего лишь фикция, и притом фикция, в конечном счете губительная для личных свобод». 2. Мы не знаем олигархий/аристократий, строивших гигантские пирамиды или покрывавших всю страну бетонными бункерами. Олигархии не выгоняют всех горожан в джунгли, не регламентируют цвет штанов и не диктуют крестьянам единую глубину вспашки на всю страну. У них нет ни достаточных возможностей принуждения, ни стимулов к тому, чтобы затеять войну ради принципов или идеалистически обоснованный хозяйственный эксперимент. То, что тратится элитами на роскошное потребление и прячется по офшорным счетам – удивительно мало в сравнении с тем, что может быть просто бессмысленно уничтожено во имя общего блага. Петр I, Фридрих II или Карл XII тратили на свое личное потребление гораздо меньше, чем Людовик XV или Елизавета Петровна, а Сусловы или Хомейни в быту были гораздо скромнее Ротшильдов с Рокфеллерами. Однако своим народам первые обошлись гораздо дороже вторых. Ведь первые стремились реализовать свои представления об общественном благе, а вторые просто красиво жили для себя и не особо мешали другим. Налицо типичная антитеза олигархических ворюг и тиранических или революционных кровопийц. Борцы за общие интересы (не дай бог искренние) обходятся обществу дороже, стяжателей эгоистических еще и потому, что «люди, зажигающие других своей ревностной приверженностью принципу, встречают фанатичное повиновение». Однако это повиновение исполняет волю конкретных людей, не застрахованных от ошибок. Убедив толпу в какой-нибудь фикции и обретя тем самым невозможную для ворюг власть, борцы за «общественное благо», они же кровопийцы, как правило, используют эту власть либо для расширения территории ее распространения, либо для экспериментальной апробации идей, несостоятельность которых вам легко на пальцах объяснит самый заурядный ворюга. В большинстве случаев следование таким фикциям приводит к массовым смертям и разрушению материальных ценностей: «Революция устанавливает тем более суровую тиранию, чем дальше зашел процесс ликвидации аристократии». Кинжал Брута был оружием аристократа. Мечи аристократов заставили монарха подписать Великую хартию вольностей. И напротив, костры инквизиции, удары гильотины и сталинские процессы сопровождали радостные крики толпы. Понятно, что аристократические и олигархические режимы несут свои проблемы и де Жувенель рисует несколько одностороннюю картину. Однако описанию этих проблем посвящено слишком много книг и речей, поэтому я, вслед за де Жувенелем, тоже не считаю нужным излагать доводы другой стороны. Аргументы о полезности олигархических ворюг и без этого непропорционально слабо представлены в общественном сознании. 3. Несложно понять, почему аристократы и олигархи более эффективно ограничивают диктат центральной власти и ее вмешательство в частную жизнь. Они лучше организованы, у них больше ресурсов и понимания реалий. Отстаивая свои эгоистические личные привилегии и нерыночные преимущества, они, сами того не желая, стоят на страже интересов большинства, не позволяя фикции «общего блага», обеспеченной силой принуждения государства, изымать излишнее или вмешиваться в частное. Сложнее понять, почему большинство населения предпочитает кровопийство «сильной власти» относительному благополучию эпохи ворюг? Базовое объяснение де Жувенеля состоит в том, что обычные люди лучше понимают и более эмоционально воспринимают меньшую эксплуатацию со стороны своих ближайших сеньоров, работодателей и богатых соседей, которых они видят и знают. Они же легко обманываются фикциями общего блага. Бедняк с большей готовностью отдаст все свое имущество во имя абстрактной иллюзии, чем ее часть - жирующему на его глазах ворюге. Еще важнее вопрос, обязательно ли сильной и популярной власти быть кровопийцей? Это просто большая вероятность в силу отсутствия сдерживающих факторов, или одно предопределяет другое? Де Жувенель не дает четкого ответа на этот вопрос, однако заметная часть его рассуждений посвящена фактору достоинства, под которым понимается готовность защищать свои права и привилегии вопреки сиюминутной выгоде и расчету. Отдельному барону всегда выгоднее прогнуться перед условным Ришелье, а отдельному олигарху – перед Путиным. Достоинство в описанном смысле проявил Ходорковский. Личные права и привилегии чаще отстаивают богатые и непоротые. Бедные и находящиеся в уязвимом/зависимом положении проще смиряются с потерей прав, особенно если она носит всеобщий характер. Они считают равенство в бесправии соответствующим своим интересам. «Вопреки нашим современным понятиям, это право не было общим, основанным на предположении в каждом человеке достоинства, которое Власть априорно должна уважать. Оно было частным, возникшим для определенных людей из достоинства, которое они заставляли уважать». По мнению де Жувенеля, в основе современных представлений о народовластии и всеобщем избирательном праве «лежит ошибочное признание, или предположение, во всех людях достоинства и гордости, прежде освящаемых и ограждаемых привилегиями только в отношении аристократов». Добавлю немного отсебятины в развитие темы достоинства, ибо сам много думал о том же. Можно выделить два источника чувства собственного достоинства (в рассматриваемом политическом смысле). Первый обусловлен твоими личными достижениями, статусом или ресурсами. Неважно, сам ли ты заработал свои миллионы с ноля или ты лорд по рождению, важно, что твое самоуважение и ожидание уважения от окружающих основаны на твоем фактическим текущим превосходстве в чем-то над большинством. Второй источник достоинства строится на принадлежности к группе. Ты считаешь, что имеешь на что-то права и тебя должны уважать, потому что ты представитель великой державы или гордого независимого народа, истинно верующий или гражданин. Первый тип собственного достоинства ограничивает «сильную власть», второй ее питает. Тираны стремятся лишить элиту личного достоинства, но всячески поощряют в толпе достоинство коллективное, защитниками которого они себя выставляют. Славная революция 1689 года была движима достоинством первого типа, а большевики и якобинцы – второго. Со всеми вытекающими. Де Жувенель утверждает, что системы, гарантирующие личные права, выстраиваются там, где верхний средний класс помогает элите