Час Самайна - Сергей Пономаренко

Юнкера такие славные ребята, так хорошо себя держат, просто не налюбуешься на них. Во время танцев трое молодых людей ускользнули незаметно, потому что им надо было домой. Это были Саня, Жорж и Коля. Начали играть в «почту».

Сразу получила письмо от Володи. Спрашивает, почему мое отношение к нему изменилось. Я пишу в ответ, что это так кажется — я все та же Женя. А он отвечает, что не отрицает, что я все та же Женя, но мое отношение к нему абсолютно изменилось. Тогда я пишу, что мое отношение к нему остается прежним. Он спрашивает: осталась ли я его верным другом? Я ответила утвердительно. И он стал уверять меня в своей любви.

Миша Михайлов все время за мной ухаживал. Играли в «почтальона». Я вызвала его, он долго торговался, но я все равно два поцелуя от него получила. Он притворялся таким наивным, будто ничего не понимает. За столом все время сидел со мной и ухаживал. Володя с грозным видом сидел напротив, ни с кем не разговаривал, только все время косился в нашу сторону.

Потом начались танцы. Оля с Шурой Кожушкевичем перешли в большую комнату. Там было темно, и они устроились на оттоманке. Володя позвал меня туда, мы уселись на плетеном диванчике, поговорили и задремали.

Петроград. 1 ноября 1917 года

Задумали мы трое — я, Аня и Таня — отправиться в юнкерское училище. У ворот училища останавливают красногвардейцы с ружьями. Мы долго колебались, потом вызвали через юнкера Кожушкевича и Сальцевича. Вскоре выходит другой юнкер и говорит, что Сальцевич в отпуске. Нам больше ничего и не надо было, мы ушли. Представляю, как после нас к воротам выходит Володя и узнает, что никого нет, да вдобавок второй юнкер ему говорит, что нам нужен был не он, а Сальцевич. Воображаю, как он обозлился! Наверное, сразу понял, что мы издевались над ним. Так ему и нужно. Удивительно, как у меня это вышло, без всякого умысла. Я ему отомстила за то, что он начал козни против нас и «сажал в галошу». Никогда не забуду тот вечер на Яблуновском, когда мы по его милости оказались обманутыми и он один был у нас, как бельмо в глазу. Это он мстил за мое равнодушие, за то, что я его раньше «сажала в галошу». И вообще он не может перенести, что мы познакомимся еще с каким-то юнкером.

Удивительно, какая я непостоянная! От прежнего чувства к Володе не осталось и следа. Теперь смешно и досадно, как я могла так заблуждаться. Думаю, и тогда мне только хотелось удовлетворить свое самолюбие и испытать силу воли. Пока довольно об этом!

Узнала страшную новость — Коля Чулов умер! Оказывается, еще 29 октября. Произошли ужасные события в училище, и он погиб. Как сейчас его вижу живого… Оказывается, я в это время была с Таней и Аней в кинематографе. Как страшно! Мы смотрели кино, смеялись, строили планы, а он в это время умирал… Завтра же в церкви и поставлю свечку за упокой его души.

Вновь вклеена страничка.

Как сухо и просто написала о смерти Коли Чулова, словно это сводка с фронта! Не стало насмешника Коли, очень ранимого, которому не везло с барышнями, постоянного члена нашей вокзальной шатии, а для него в моем дневнике нашлось лишь несколько слов… В городе узнали о неудачном юнкерском восстании, как и я, на следующий день, ходили смотреть на развалины Владимирского училища. Страшные, закопченные руины, а в моих мыслях не было места о том, что там погиб весельчак и балагур Коля Чулов. Какими они были, его последние минуты? Кого вспоминал он перед смертью: гордячку Олю, недотрогу Аню или, может, маму?

Многие люди, с которыми меня свела жизнь, умерли не своей смертью. А с чьим именем буду умирать я, если в скором времени придется?..

Зоряна закрыла дневник. Позднее раскаяние за сухие строчки… Дневник начал раздражать ее скудостью и нищетой мыслей. Неужели, когда все переворачивалось с ног на голову и летело кувырком, Женя была такой пустой и ветреной, в голове одни кавалеры и вечеринки? Даже для смерти друга, имя которого встречалось почти на каждой странице дневника, не нашлось слов, только констатация факта…

«Молодость жестока в своей слепоте, которая проходит вместе с молодостью… Не помню, кто сказал, — подумала Зоряна. — Она упомянула восстание юнкеров в Петрограде, в котором погиб Коля Чулов и которое произошло буквально через несколько дней после Октябрьского переворота. А ведь в учебниках истории об этом ничего не сказано».

Зоряна встала и подошла к книжному шкафу. Здесь была библиотека, собранная отцом. Вооружившись справочниками и энциклопедиями, она так увлеклась, что, если бы не заблаговременно поставленный будильник, опоздала бы на свидание.

Быстренько собравшись, заглянула в зеркало: черная просвечивающая блузка, розовые в обтяжку бриджи, красные «шпильки». Чего-то не хватало. Нужен был последний штрих, подчеркивающий индивидуальность. На глаза попались красные бусы-закладка. Достала, примерила и осталась довольная.

«Никто не знает, что они с кладбища. Зато как идут мне!» — подумала она и, бросив последний взгляд в зеркало, вышла из дому.

— 4 —

Опоздав на положенные десять минут, Зоряна издали увидела Илью, стоящего на платформе и нетерпеливо посматривающего на часы. Медленно направилась к нему. Он мельком взглянул и отвернулся.

«Неужели все так плохо?» — в панике подумала Зоряна, остановившись в двух шагах. Встретилась с молодым человеком взглядом и увидела, как зрачки у него расширились от удивления.

— Зоряна, ты? — спросил пораженный Илья. Он что-то мямлил о погоде и прочей ерунде, не сводя глаз с ее прически. Зоряна расстроилась.

«На его месте я бы просто спросила, все ли в порядке у меня с головой», — подумала она.

Наконец вопрос прозвучал, но какой-то вялый, неловкий.

— Тебе что, моя прическа не нравится? — сразу бросилась в атаку Зоряна.

— Да нет… Вполне современная стрижка. Тебе идет… — Но дальше не удержался и все испортил: — А с длинными волосами было гораздо лучше.

— Мешали они, слишком много шампуня уходило! — со злостью в голосе заявила Зоряна, и Илья благоразумно перевел разговор на другое.

Весь в мигающих огнях, грохоте музыки зал был полон молодежи. Все столики были заняты. Оглушительная музыка исключала беседу, притягивала, даря полный «драйв». Диджей Клиника, худощавый парнишка в оранжевой майке, дергался за пультом, словно через него пропускали триста восемьдесят вольт, и хрипел какие-то пошлости. Музыка была сплошной «банзай», и Зоряна очертя голову окунулась в веселье! В танце она отрешалась от мира, словно впадая в экстатическое состояние, в котором, не замечая никого и ничего вокруг, сливалась в единое целое с музыкой. Она знала, что привлекает внимание окружающих, и гордилась этим. Зоряне часто делали комплименты, говорили, что она очень пластична, и девушка отшучивалась, ссылаясь на увлечение художественной гимнастикой.

Зазвучала любимая композиция «Armin Van Buren», и она словно окунулась в другой мир. Вернул ее пробившийся сквозь грохот музыки голос Альки, подружки.