Убийца первого кла$$а - Сергей Дышев

— В прокуратуру, — почесав затылок, ответил Баздырев.

* * *

Куроедов, как всегда, занимался не менее чем четырьмя делами: прижав плечом трубку к уху, разговаривал с кем-то по телефону, листал дело, печатал очередной протокол и прихлебывал чай из кружки. Закончив разговор, поднял глаза на вошедших Баздырева и Реброва.

— Ну, что, упустили?

— Через трубу ушел… — сообщил Ребров. — Только штиблеты оставил.

— А я вот только что приехал, следственный эксперимент проводил в морге. Все по секундам просчитали. Трупы туда-сюда с секундомером таскали. И главврач подтвердил, что патологоанатом звонил ему во время утреннего обхода. В общем, все сходится, — подытожил Куроедов.

— Ну а мы справились в мосгорздраве насчет зама главного санитарного врача, — сказал Баздырев. — На этой должности — женщина.

— Без бороды и усов, — добавил Ребров.

Баздырев предложил:

— Надо бы позвонить Алле Сергеевне, по-человечески все объяснить.

— Не парьтесь, — отмахнулся Куроедов, — Уже позвонили и объяснили…

— Ну, и как она?

— Плачет, клянет всех.

— Да уж, за один день — по самое горло досталось от муженька, — вздохнул Баздырев, — измена, смерть, подмена тела, кремация…

— Свихнуться можно, — согласился Ребров.

Любить — это не значит смотреть друг на друга, любить — значит вместе смотреть в одном направлении.

Антуан де Сент-Экзюпери

Безумный день в морге подходил к концу. Что только не обрушилось сегодня на голову патологоанатома! Мошенник, выдававший себя за зама главного санврача, подмена трупов, допросы следователя, истерики свежеиспеченной вдовы, следственный эксперимент с перетасовкой двух трупов, скандальный разнос главного врача. Подобного в тихой заводи морга еще не было.

Василий Малосольный, как и все патологоанатомы, был в меру циничен, любил почитывать Ницше, а в последнее время увлекся индийской философией, с ее размышлениями над познанием трансцендентного, верой в вечность циклически возобновляющегося мирового процесса, созерцательно-философскому отношению индийцев к смерти, как исходу к новому состоянию. В свои тридцать три года Василий так и не женился, отношения с женщинами у него тоже были, как бы циклически возобновляющиеся, и процесс этот с годами приобретал все большие временные интервалы. При знакомстве с девушками он никогда не скрывал, где работает и кем. Они смеялись, думая, что у парня такой черный юмор. Но каждый раз после того, как Вася простецки, скажем, вместо театра драмы и комедии предлагал устроить экскурсию в анатомический театр, свидания тут же прекращались. Девушки с нескрываемой гадливостью смотрели на его руки, потрошившие мертвецов и (о, ужас!) посмевшие прикасаться к ним, чистейшим и нежнейшим существам; с таким же отвращением они поспешно избавлялись от цветов, которые он им дарил, подозревая, что они успели побывать в гробу… Больше Малосольный не испытывал судьбу и психику представительниц прекрасного пола, и, когда девицы интересовались его профессией, назывался участковым врачом. Но и тут ему не везло: общество недоразвитого капитализма уже давно определило рейтинг профессий, среди которых его врачебная работа считалась жалкой и не престижной. Он спорил до судорог языка, но девушки щелкали его по носу и смеялись. Их не интересовало ницшеанство, веды и Брахман. И Василий выбрасывал последний козырь: обещал «перейти на высокооплачиваемую работу патологоанатома». Очередная избранница ужасалась и исчезала навсегда. И Василий понял, что единственный верный шанс найти общий язык, — это сблизиться с медичкой: врачом, медсестрой, практиканткой, в конце концов, хоть бы и санитаркой. Но судьба распорядилась по-иному: свела его со следователем межрайонной прокуратуры, женщиной одинокой и, так же как и он, имевшей печальные опыты устройства семейного очага. Лишь одно слово «прокуратура» у мужчин общества всеобщего безудержного потребления вызывало робость и чесоточный рефлекс…

* * *

Знакомство их состоялось, естественно, в морге. Был криминальный труп и все формальные следственные процедуры. Василий, набравшись смелости, как бы между прочим, спросил, что товарищ следователь будет сегодня делать вечером. На что получил раздраженный ответ: «Писать протокол!» Тогда Вася нахально и предложил скоротать вместе вечер. И женщина, посмотрев на него уже не как на коллегу «дел мертвецких», а как, может быть, на реальный шанс, согласилась.

Ее звали Полина, а фамилию он прочитал в протоколе — Нетреба.

Еще школяром Вася ездил к бабушке на Полтавщину и освоил зачатки великого и неповторимого украинского языка. Фамилия Нетреба в переводе на русский означала: «Не надо». Что Васю не покоробило и не остановило. Тем более у самого фамилия была не подарок: Малосольный… Ни то ни се, ни рыба ни мясо — прилагательное от огурца.

Они встретились в кафе и сразу нашли много общих тем для разговора. От криминальных тел перешли к росту цен, нестабильности, финансовому кризису, а затем Василий сел на своего конька: индийскую философию с ницшеанским уклоном. Профессиональная выдержка старшему следователю по особо важным делам не изменила. Он, получив благодарного слушателя, говорил бы еще очень долго. Но вдруг Полина положила свою руку на руку Василию: сам бы он первым, имея печальный опыт, на это никогда не осмелился. Но Полина отнюдь не форсировала близкие отношения. Просто хотела прервать «поток сознания» и чисто по-женски потрепаться на отвлеченные бытовые темы. У Полины была маленькая тайна, которой она, тоже обжегшись, ни с кем не делилась. Особенно с женщинами. Нетреба выращивала дома бабочек!

— А у тебя есть какое-нибудь практическое увлечение, кроме философии? — спросила она.

— Солить огурцы, — мрачно пошутил Василий.

— Нет, я серьезно!

— Честно говоря, я ненавижу соленые огурцы… Увлечения? Ну, в детстве лобзиком пионеров выпиливал.

— Зачем?

— Пионерское поручение было: сделать профиль пионера «с салютом» для оформления стенгазеты. Хочешь, тебе чего-нибудь выпилю?

— Пионера с салютом?

— Что-то типа салата оливье.

— Если тебе будет приятно, то выпили… Например, бабочку».

— Хорошо. А какую? Махаона?

— Махаона достаточно сложно. У него изящно тонкий вырез крыла. Проще будет, например, выпилить «Большой ночной павлиний глаз.

— Ни разу не видел, да и Махаона тоже…

— Когда я тебя приглашу к себе домой, то покажу их, моих небесных. И еще «мертвую голову».

— Вот эта мне будет особо приятна… Значит, Полинка, ты, как Мавроди, коллекционируешь бабочек?

— Вовсе, не как Мавроди… Он собирал трупики, под стеклом, как в мавзолее. А я их сама выращиваю, из коконов, эта целая история любви, жизни и успокоения…