Гастон. История любви и коварства - Лори Лэнгдон

Вы должны помочь мне, – грубо гаркнул Гастон. – Он... Вы видели, какой он. Отец и мой брат Жорж – они оба беспощадные.

Агата отшатнулась. Она и в самом деле заметила, как родные обращаются с Гастоном, видела, что они смотрят на него свысока. Разве можно придавать такое значение физическим качествам? Но это не значит, что она станет помогать Гастону по первому его требованию. Больше ни одному мужчине она не позволит относиться к ней с неуважением.

– Мне нужно идти.

Она взяла ведро для угля и повернулась к двери.

– Подождите.

Агата остановилась, ожидая извинений.

Но вместо этого он обшарил её взглядом так беззастенчиво, что щёки у неё вспыхнули.

– Новое платье вам к лицу.

Агги осмотрела униформу прислуги: добротный материал цвета зимней слякоти; всё лучше, чем промокший под дождём плащ, в котором она была, когда они встретились. Совсем чуть- чуть, но лучше.

– Этот цвет подчёркивает ваши зелёные глаза, – задумчиво проговорил Гастон.

Никто никогда не делал комплиментов её глазам. Девушка заморгала и взглянула на него, пытаясь догадаться о его намерениях. Судя по сосредоточенному выражению лица, он не лукавил. Но любезность прозвучала в лучшем случае не вовремя. В худшем, молодой маркиз пытался манипулировать ею.

– Мне надо идти.

– Ну подождите, – взмолился Гастон. – Вы можете создать для меня какое-то прикрытие, вроде вчерашнего щита? Или заколдовать моё ружьё, чтобы оно всегда било в цель.

– Нет, не могу. – Агата подошла к двери, но, прежде чем открыть её, обернулась, взглянула ему в глаза и добавила: – И не хочу.

– Но... – попытался возражать Гастон. – Я не хотел переходить границы. Извините.

Агата выскочила из комнаты и побежала по коридору.

* * *

Девушка перемыла двадцать девять кастрюль, пятьдесят шесть тарелок и бесчисленное количество столовых приборов. Из-за грубого хозяйственного мыла и горячей воды кожа на руках сморщилась до самых локтей. Гастон не выходил у неё из головы. Ей показалось, что она поняла его или, по крайней мере, нашла правдоподобное объяснение его поведению: семья юноши относилась к нему как к своенравному ребёнку, и в итоге он таким и стал. Но если она правильно догадывалась о его возрасте, он уже был достаточно взрослым, чтобы решать, кем хочет быть, какие бы надежды ни возлагал на него отец.

Иными словами, оправдания его бесцеремонной требовательности не было.

– Девочка, это ценный фарфор, – рявкнула вдруг повариха, и Агата только сейчас поняла, что слишком грубо бросила на стол последнюю вымытую тарелку. Но она была занята своими мыслями и не придала этому значения. Она представляла, как Гастон сейчас скачет по лесу, трясясь от страха, и преследует животных, которые чуть не загрызли его. Правильно ли она поступила, отказав ему в помощи? Агата вообще не была уверена, что может наложить заклинание, о котором он просил. Она понятия не имела, как заговорить оружие от промаха или создать защитный колпак, когда её даже не будет рядом, чтобы удерживать невидимую преграду.

Несмотря на её разочарование в Гастоне, Агата не могла отрицать, что её тянет к нему. Но почему? По общепринятым меркам он не был привлекательным. Негодник солгал своей семье, чтобы сберечь свою гордость. А теперь подтвердились её худшие опасения, что он хочет использовать её дар. И всё же что-то ей в нём нравилось. Может, то, что он оказался на краю гибели? После встречи с ним в душе у девушки засела какая-то заноза. Возможно ли, что первое использование магии после долгого перерыва каким-то образом связало её с ним?

– Глухая ты, что ли? – рявкнула повариха.

– Извините. – Агата повернулась и обнаружила, что все на неё смотрят. – Я замечталась.

Морщинистый лоб поварихи нахмурился под белым колпаком с оборками.

– Замечталась, говоришь? Такие трескучие господские словечки не к лицу замарашке вроде тебя.

Кухонная прислуга захихикала.

Агата предположила, что её назвали замарашкой, потому что она выполняет самую грязную работу. Сначала требования Гастона, потом выволочка от мадам Бургунди, теперь оскорбления поварихи. С неё хватит! Мама учила Агги красиво говорить и соблюдать правила приличия и объясняла, что хорошего воспитания стесняться не нужно. Шлёпнув тряпкой о стол, она резко развернулась к толстой женщине.

– Меня зовут Агата де Вильнёв, – произнесла она по слогам, обводя взглядом прислугу, от стайки молодых кухарок до группы лакеев. Все лица оживились в предвкушении скандала.

– Какие мы заносчивые, – фыркнула повариха, чьи щёки разрумянились от жара печи и от возмущения.

– Только посмотрите на неё. Никогда даже не была в приличном доме, а гонору хоть отбавляй, – заявил англичанин среднего возраста в ливрее кучера.

По кухне прокатилась волна смеха.

Сияние закипало под кожей Агаты и умоляло выпустить его наружу. Она сунула кулаки в карманы фартука, стараясь сдерживать этот напор. Раньше такого никогда не было: Но теперь, когда она раскрепостила свою силу, та жаждала цели. У Агаты тоже вспыхнули щёки, глумливые лица вокруг неё исказились, и внезапно у девушки перехватило дыхание.

Ища повода выйти, она нашла глазами ведро с очистками и подхватила его.

– Пойду вынесу помои.

– Давай-давай, замарашка. А когда вернёшься, вон гора картошки ждёт, когда такая важная особа, как ты, её почистит.

Агата пропустила мимо ушей издёвки и смех, которые неслись ей вслед, и выбежала через кухонную дверь на улицу. Свежий ветер раздул ей юбки, охладил щёки, и девушка побрела в сторону леса. Она почти бегом забралась на холм, смрадная смесь кислого молока, гнилых овощей и объедков с господского стола плескалась через край ведра, и от вони слезились глаза. Почему люди так жестоки? Агата никогда в жизни не работала столь усердно, и всё же повариха относилась к ней гнусно, а остальные ей подпевали.

Деревья и густой кустарник поглотили её, лесной полог приглушил солнечный свет, и девушка замедлила шаг. Остановившись, она заметила на земле мутные лужи, куски костей и раздавленную яичную скорлупу и опрокинула содержимое ведра, вскрикнув от досады. Может быть, не стоило принимать предложение Гастона о помощи? Надо было бежать дальше. Но куда и к кому? Ей представилось блаженное материнское лицо, золотые и бронзовые кудри, обрамляющие его, как львиная грива. Агата уронила ведро, и глухая боль стиснула грудь. Где-то в глубине сознания она надеялась найти маму.

Глупая, неразумная девчонка.

Агата повернула назад к дому, волоча ведро по земле. Мама пропала. И кто знает, в каком психическом или