Любовь на десерт - Хеди Уилфер

— Например, о вашем одиночестве. Вас не снедает тоска, когда вы подолгу остаетесь один на один в своем кабинете? — Одри задержала на нем выжидающий взгляд, но мужчина промолчал. — Знаете… ведь нельзя же в течение всего рабочего дня заниматься только работой. Работа может изнурять, изматывать, и человеку время от времени надо отвлекаться от нее. Хотя бы на несколько минут. И лучший способ для этого — с кем-нибудь поболтать за чашечкой кофе.

— Поболтать? — В его голосе послышались нотки возмущения. — Когда мне нужно выпить чашечку кофе, рыжик, я, как правило, заказываю ее по телефону, а не иду прохлаждаться в буфет, бар или столовую. Предпочитаю пить кофе, так сказать, без отрыва от производства, оставаясь за столом и продолжая просматривать корреспонденцию.

— Тогда как же вы узнаете о том, что происходит в вашей компании, если не пообщаетесь с сослуживцами в баре или, увлекшись работой, забудете спуститься на первый этаж и не послушаете последние сплетни в столовой?

— Чтобы я да прислушивался к сплетням? — Босс уставился на нее как на сумасшедшую.

— Но ведь вы спросили, есть ли у меня еще какие-нибудь вопросы. Вот я и задаю их. Что же касается моих конкретных секретарских обязанностей, то я с ними, как мне сдается, вполне справлюсь. Разумеется, поначалу я, возможно, не буду такой уж расторопной, но когда все войдет в нужное русло, проблем с работой у меня наверняка не будет.

— Надеюсь, вам не потребуется много времени, чтобы войти в нужное русло, — сказал он и вновь бросил на нее беглый и в то же время пристальный взгляд. — Ну а сейчас мне пора бежать на первое совещание, так что до завтрашнего утра мы, возможно, и не увидимся. Я говорил о вас с Хеленой из отдела кадров, и вам надо постараться заглянуть к ней до обеда, чтобы подписать соответствующие бумаги. Когда проголодаетесь, можете спуститься на первый этаж и пообедать в нашей столовой. Подозреваю, именно там люди больше всего болтают друг с другом и обмениваются свежими сплетнями.

— Тогда, возможно, и вам следует почаще спускаться туда и время от времени делить с сослуживцами обеденный стол, — весело сказала Одри, и ее сочные, пухлые губы медленно растянула обворожительно-лукавая улыбка.

— По правде говоря, — бросил он ей через плечо, когда надел пиджак и поправил перед зеркалом галстук, — я обедаю в нашей столовой довольно часто. Вы и сами убедитесь в этом.

Джон Моррисон уже подошел к двери, как вдруг обернулся и сказал:

— Думаю, было бы совсем неплохо, если бы вы сразу же познакомились с Эллис. У присматривающей за ней Алберты за последние два или три месяца постоянно возникали какие-то неотложные дела и встречи. Ну а сейчас, поскольку вы уже вышли на работу, мы с вами могли бы что-нибудь придумать, чтобы разгрузить Алберту, дать ей шанс стабилизировать свою личную жизнь.

— Я полагала, что мне придется присматривать за вашей дочкой не каждый день после работы, а лишь от случая к случаю, — дрогнувшим голосом произнесла Одри. — А кто будет стабилизировать мою личную жизнь?

— О, извините! — Он медленно подошел к ней и в недоумении поскреб огромной пятерней свой квадратный подбородок. В его погрустневших глазах будто читался вопрос: «Неужели у нее есть какая-то личная жизнь?» — Я думал, вы приехали в Нью-Йорк, чтобы подлечить обманутое сердце. Разве вас не мучают воспоминания о разбитой любви?

Произнося эти слова, Джон Моррисон перешел элементарные границы дозволенного в отношениях между боссом и секретаршей, и Одри метнула в него испепеляющий взгляд.

— Вот что я вам скажу, — резко отчеканила она. — Если вы полистаете любую книжечку из серии «Самопомощь», то обнаружите, что обманутые женщины не медлят и сразу отправляются на поиски новой любви, нового счастья, чего бы это им ни стоило. Может быть, именно такие намерения стали одной из главных причин моего бегства из захолустного Оуэн-Саунда в кипящий и вечно бодрствующий Нью-Йорк.

— Ну что же, — невеселым тоном сказал Джон, — обычно я прихожу с работы домой примерно в восемь, так что времени на активную личную жизнь в вашем распоряжении будет оставаться более, чем достаточно.

— В восемь? Когда же вам удается пообщаться с дочкой?

— Как правило, ради нее я стараюсь не занимать выходные. — Его шея стала пунцовой. — Вы уже хорошо ориентируетесь в Нью-Йорке? — Он достал из кармана маленький блокнот, вырвал из него листок, записал свой адрес и протянул ей бумажку. — Впрочем, забудьте об адресе, — тут же сказал он. — Мой шофер заедет за вами в пятницу вечером. Примерно в половине восьмого. Устроит? По пятницам Эллис ложится спать поздно, поскольку в субботу они не учатся.

— Я уверена, что найду ваш дом без особого труда, мистер Моррисон.

Одри взглянула на адрес и задалась вопросом: далеко ли находится дом ее нового босса от ближайшей станции метро? Она никогда ничего не имела против прогулок. Но идти пешком ночью, когда стоит жуткий холод и когда она даже не знает точно, в каком направлении держать путь, — это не особенно вдохновляло ее.

— Что она из себя представляет? — с любопытством спросила Одри и, сложив вчетверо листок с адресом Джона Моррисона, сунула его в сумку.

— Маленького росточка, блондинка, голубые глазки…

— Я имела в виду ее характер, наклонности…

— О, Эллис… очень спокойная, тихая девочка. — Он нахмурился и, казалось, глубоко задумался о том, какими еще словами мог обрисовать свою дочь малознакомой молодой женщине. — Никогда никому не причиняет беспокойства.

Для Одри такое описание восьмилетнего ребенка прозвучало неубедительно. Если девочка в восемь лет не причиняет беспокойства своим родителям, в данном конкретном случае — отцу, то когда же она вообще начнет тормошить его? А ведь она сама, Одри, в этом возрасте только и делала, что без конца тормошила родителей. Когда ей исполнилось шестнадцать и она уже получила среднее образование, директриса школы, в которой девочка проучилась десять лет, откровенно высказала ее матери неутешительный результат своих наблюдений за ученицей Одри Эрроусмит. Никогда еще за всю историю школы ни одна мать не вызывалась из-за своей дочери на педсовет так часто, как миссис Эрроусмит. Начиная с восьмилетнего возраста Одри была настоящей сорвиголовой.

— Очень хорошо, — сдержанно сказала секретарша в ответ на описание боссом характера его дочери.

— Да, и не забывайте о нашей столовой на первом этаже, — напомнил он ей. — Той самой, где вместе с чаем завариваются все сплетни и интриги. И если вы прослышите что-нибудь о готовящемся против меня восстании, немедленно дайте мне знать об этом.

Джон захлопнул за собой дверь приемной, а Одри, оставшись наедине с кипой бумаг, которые надо было перепечатать, задумалась о том, что новый босс интриговал ее гораздо больше, чем незнакомец, которого она обслуживала по утрам в испанском ресторане.

Дом Джона Моррисона оказался совсем не таким, каким Одри представляла его себе. Подъезжая к нему на автомобиле Джона, она думала, что увидит роскошный особняк с вековыми стенами и толстыми коврами, которые ограждают Эллис от уличного шума, но когда машина остановилась перед главным подъездом и девушка вошла в дом, перед ней предстал очень скромный вестибюль, а позже, на втором этаже — такая же скромная комната дочки хозяина.