Золото русского эмира - Виталий Сертаков

– Орландо, спроси еще раз – они дадут нам лоцмана?

– Так точно, дадут. Тинто сказал, что сам поведет головной корабль. Чтобы никто не посмел считать сицилийцев трусами. Луиджи спрашивает, подойдут ли вам легкие трактора или лучше полицейские бронетранспортеры?

– Во дают! – фыркнул доселе молчавший в уголке майор Карапуз. – Ясное дело, что броня лучше!

– Луиджи говорит – они готовы собрать и подтащить на быках штук тридцать бронетранспортеров и тракторов. Парни Луиджи знают место, где раньше находились склады оружия. Там бронетехника в порядке, только с нее сняли пулеметы. Еще машины давно заржавели и топлива нет совсем…

– Переведи, что с ними в Палермо поедут наши механики, – прервал Артур. – Мы готовы подождать неделю. Пулеметы придется вернуть на машины. Мы осмотрим и выберем то, что можно починить. Еще нам нужны тяжелые тракторы. Если они на ходу. Передай, что после победы над врагом мы позволим нашим итальянским братьям загрузить столько добычи, сколько увезут их фрегаты…

Главы семей одобрительно заворковали.

– Я еще не закончил, – сухо заметил президент. – Орландо, втолкуй им три момента. Первое – нам нужны самые сообразительные парни, способные к иностранным языкам. Человек десять. Скажи – мы приглашаем их учиться, на службу, на два года, будут переводчиками. Полное довольствие, жалование сержанта, право на участок земли и дом в России. Найдутся такие? Что?.. Да, можно семейных. Это еще лучше. Дальше. Передай им, что мы открываем в Палермо российское посольство, чтобы нам выделили приличный особняк… Орландо, и не смотри на меня, словно истукан. Да, я придумал это только что! Ну и что? Нам же нужно посольство, верно? Что они, согласны? Это хорошо. Переведи им, что я очень признателен за гостеприимство… Все перевел? Тогда последнее. Вдолби им в башку накрепко. Русское командование не будет наказывать мародеров, но не потерпит самосуда. Если хоть одного насильника или убийцу заметим – расстреливаем сразу. Без оправданий.

Артур подождал, пока адмирал завершит свою речь. Итальянцы не возражали. Напоследок самый пожилой из них еще раз взял слово:

– Мы не хотели бы, чтобы у господина президента сложилось неверное мнение. Мы соберем еще больше солдат. Но не потому, что жители Палермо – грабители. Мы всего лишь хотим возмещения урона. Если господин президент не хочет действовать сообща, мы поплывем одни. Мы уже послали гонцов в Агридженто и Чефалу за подкреплением… Вы нас понимаете?

– Прекрасно понимаю, – вежливо поклонился Коваль. – Орландо, передай, что мы преклоняемся перед мужеством сицилийцев. Заверь их, что русский народ всегда мечтал о дружбе…

Даже ночью работы в порту не останавливались. Стучали молоты, звенели пилы. С окрестных холмов начали доставлять и складировать срубленные деревья. К пятому причалу подогнали сразу три баржи, сцепили между собой, развели вокруг яркие костры. Артур распорядился прямо на причале устроить пилораму и как можно скорее начать грузить ценные доски. Грузчикам и матросам оставалось только гадать, куда и зачем столько досок.

Когда ушел с разъяснениями и приказаниями последний посетитель, президент позволил себе сухарик с чаем. Скользя рукой по перилам, Коваль спустился на два этажа вниз, пропустил колонну грузчиков, тащивших рулон проволоки, кивнул вытянувшимся гвардейцам и отпер узкую дверцу. За дверцей, в коротком коридоре, дежурил с автоматом еще один громила из личной президентской охраны. Со временем Артур перестал узнавать их всех в лицо, людей становилось слишком много, слишком разрастался его аппарат, и его это совсем не радовало. Кажется, этого парня звали Петром Петренко и назначал его сам начальник охраны, Митя Карапуз.

– Господин президент, за время вашего отсутствия… – басом стал рапортовать караульный.

Коваль дослушал до конца. Он поклялся себе, что будет самым свирепым держимордой в вопросах соблюдения уставов, которые сам же и ввел. Только так можно было удержать этих вчерашних гопников.

«Петр Петренко, чего ты хочешь? – думал Артур, стоя навытяжку перед вчерашним громилой. – Ты предан мне, как пес, это здорово, и я это вижу. Но ты не думаешь, ты застрелишь любого, на кого я укажу. И я не знаю, хорошо ли это. Если мы мечтаем о монархии, то, наверное, хорошо…»

В узкой комнатке без окон президента ожидали трое, все в темной неприметной одежде, с закрытыми лицами. Один – худой, сутулый, жилистый. Второй – квадратный, бородатый, в очках, головой подпирающий потолок. Третий, напротив, крепыш, почти без шеи, в просторном плаще. Даже при появлении президента он не вытащил руки из карманов.

– Я слушаю, – кивнул Артур человеку в очках.

– Шестеро, – сипло прогудел тот. – Пока – шестеро, так-то. Троих мы вычислили в пути, они продались вражине еще в Петербурге. Продались за горстку серебра, иуды. Им всем было приказано вас убить, так-то. А двое объявились тут. Якобы из местных. Их освободили из тюрьмы на берегу, так-то. Выходит, нельзя из тюрьмы выпускать. И один еще… – Палач замялся, косо взглянув на соседей по комнатке. – Один из офицеров. Капитан. Был замечен, когда молился…

– Молиться мы никому не запрещаем, – потемнел лицом Коваль.

– Не по христианским обычаям молился, так-то. У него в подкладке нашли два кинжала с ядом и воздушную трубку со стрелами, – невозмутимо возразил палач. Он выставил вперед две красные, изрезанные ручищи и почесал свежие струпья от ожогов. – Капитан этот… он признался, мол, батька его служил еще в Москве, при президенте Иване. На президента Кузнеца, мол, зуб всей семьей точили. Потому как имений лишились и холопов. Но в покушении не признался. Сказал, что другую задачу получил. Следить и докладать, куда войска пойдут, так-то. Господин президент… Я не знаю, имею ли право повторять это сейчас, но мы все записали. Записи опечатаны и сданы в канцелярию…

– Говори.

– У них есть сведения, что из Германии идет подкрепление.

– Что, что? – поразился Коваль. – Даже мне толком не известно, когда союзники выйдут к морю… Что он еще говорил, этот предатель?

– Мы выжали из шпиона все, так-то. Он ждал связного, господин президент. Связного на летучем змее. Так он сказал. У капитана на груди был мешочек, мы его приложили как доказательство к делу. В этом мешочке – пахучее вещество. Змей должен был найти человека по запаху. Крысенок этот… он рылся в штабных документах, подслушивал. Он связному должен был передать про союзников, если узнает, так-то. Они еще в Петербурге вокруг вас крутились, рыли… Капитан признался, мол, трое как минимум вхожи в приказы и комиссии, но имен не знает. Связного ждал, да только про союзников ничего нарыть не успел, так-то. Только связного мы не взяли, господин президент. Связной, видать, тоже унюхал что-то, не прилетел…

«Профессия накладывает отпечаток, – подумал Коваль. – Для него никто не друг, все потенциальные куски мяса…»

– Вы там не перестарались? – спросил он. – Тебя увидишь – так во всем заранее признаешься.

– Если дозволите, господин президент, это еще не все, – снова загудел палач. – Ребята из оцепления троих чернявеньких заловили, на лодке удрать пытались. В Петербурге-то они армянами сказались, да только, видать, не армяне. Плотничали на рембазе, не из солдат. Под огнем да под щипцами признались, что сосчитали все войска да пушки, так-то. Да про снаряды выведывали и нарочно интендантов подпаивали… Хотели «Клинок» взорвать, да не успели, так-то. Уплыл «Клинок», а они следом кинулись. Признались, что заряды на борту эсминца уже заложить успели, да только одно не рассчитали… – Бородач неожиданно тонко хихикнул и снова потрогал ожоги на руках. – Не рассчитали, господин президент, что адмирал Орландо среди ночи велел с якоря сниматься…