Заметки из пекинской кофейни. Тонкости жизни и бизнеса в Поднебесной - Джонатан Гелдарт

Лин познакомился с будущей женой в Сычуани. После свадьбы в 2003 году они постоянно живут в Пекине и при любой возможности навещают родственников в Великобритании. Жена Лина – директор по персоналу в крупной китайской корпорации со штаб-квартирой в Пекине.

– К христианству меня привела жена. Она уже была членом церковной общины, и, когда мы переехали в Пекин в 2005 году, захотела и здесь присоединиться к Международной церкви Христа[10]. Поскольку я очень ее люблю, то согласился последовать за ней. Было очень странно показывать паспорт при входе в храм, но так оно здесь устроено.

Лин говорит о своей вере непринужденно и спокойно.

– Человек строит планы, но последнее слово остается за Богом. Мне повезло: в 2005 году BP отправила меня в Гарвардскую школу бизнеса, и это обострило мою жажду познания мира и самого себя. Кроме того, мне еще сильнее захотелось узнать о церкви и Христе, и в ноябре 2006 года, вернувшись из США, я принял христианство.

В Китае существуют давние религиозные традиции – буддизм здесь практикуют более двух тысяч лет. Другая вера – даосизм – в том или ином виде упоминается в классической китайской литературе – например, в старейшем романе «Троецарствие», который в XIV веке создал китайский поэт Лю Гуаньчжун. Это эпическое повествование о кровопролитии, братстве, предательстве и верности сформировало основу классической китайской культуры, и один из центральных его персонажей – почтенный монах, ставший политическим стратегом.

Опыт работы Лина в нефтяной индустрии прямо связан с изменениями в китайской энергетике.

– Сначала все строилось на использовании местной рабочей силы, на организации поставок западных технологий и передаче западного опыта. Потом, между 2006 и 2010 годами, я заметил явно выраженный сдвиг. Игра приобрела гораздо более крупные масштабы и стала более выгодной. Китайские энергетические компании перестали стесняться и принялись искать энергетические ресурсы и запасы энергоносителей по всему миру. Не всем понравилось их появление в Африке и на Ближнем Востоке, но с 2010 года они стали настоящими конкурентами на глобальном уровне. Они используют свои трудовые ресурсы, цепь поставок, политические и коммерческие наработки и знают, как повысить свой уровень.

В 2010 году Лин оказался посреди иракской пустыни вместе с китайскими буровиками и монтажниками. Он возглавил совместный проект BP, Sinopec [11] и иракского правительства.

– В 2001 году я ни за что бы не поверил, что когда-нибудь буду участвовать в разведке нефтяных месторождений за рубежом. Несколько лет назад этого просто нельзя было себе представить, потому что Китай фокусировался исключительно на внутренних делах, а не на внешней деятельности. Поэтому видно, как далеко продвинулась страна за столь короткое время – от сосредоточенности на внутреннем развитии до выхода на мировую арену.

Иракский проект стал одним из первых успехов в зарубежной экспансии китайского энергетического бизнеса и примером для создания множества других предприятий по всему миру – энергетический сектор Китая набирает обороты в поиске и освоении природных ресурсов, необходимых новой сверхдержаве для поддержания экономического роста и развития.

Работая на австралийскую фирму, которой владеет китайская управляющая компания, имеющая также доли в немецких и португальских предприятиях, Лин находится в самом центре новой для Китая модели собственности, построенной на акционерно-холдинговой основе.

– Это признак времени и того, что Китай стал одним из мировых локомотивов.

Снова все та же улыбка.

– Такая ситуация мне очень по душе. В общей картине происходящего она выглядит естественным развитием событий. Китай вышел на глобальный уровень, и его уже не остановить. Вы чувствуете и испытываете на собственном опыте, как все вокруг вас меняется. И это одна из причин того, почему здесь так здорово работать!

Я спрашиваю Лина, повлияли ли, на его взгляд, все эти перемены на ценности китайцев? Изменились ли и они в свою очередь?

– Нет. Я думаю, это по-прежнему самосовершенствование, «лицо» и семья. Это суть китайского мышления, и, хотя перемены набирают темп, я пока не вижу, чтобы что-то в этом плане поменялось. Сосредоточенность на семье, стремление порадовать отца и мать, добившись успеха, порождает стрессы и напряженность. В том числе в отношениях между молодежью, которая хочет пользоваться новыми возможностями, и старшим поколением, превозносящим прошлое и те усилия, благодаря которым Китай стал тем, что он есть. Но все меняется.

Наконец я прямо интересуюсь: ищет ли все еще мой собеседник свою идентичность?

– Больше нет.

Улыбка.

– Китай в значительной степени изменил меня и таких, как я, – и в плохую сторону, и в хорошую, лично и профессионально. Он очень долго был частью меня, и я ему за это только благодарен. Моя вера укрепилась – и это тоже сформировало меня и помогло моему развитию. Но прежде всего моему росту способствовал Китай.

Джефри родился в 1982 году в западном Пекине. Он коренной пекинец. Недавно женившийся и живущий в собственной квартире по соседству с родителями, Джефри – типичный представитель поколения хорошо образованных китайцев, относящихся к среднему классу. Он ходил в местный детский сад и начальную школу, а потом родители смогли устроить его в Канадскую школу в Пекине – одно из активно развивающихся в городе международных учебных заведений. Там, как и мечтали родители, он получил западное образование. Потом Джефри отправили в Великобританию, где он окончил колледж Брокстоу в Ноттингемшире, а с 2001 по 2004 год изучал экономику и менеджмент в Килском университете.

– Я считаю себя немного британцем, – рассказывает Джефри. – Я провел там столько времени, что эта страна стала для меня почти что вторым домом. Мне очень нравилось там жить. И мне повезло: после университета я поехал в Лондон, чтобы получить диплом Ассоциации дипломированных сертифицированных бухгалтеров. Я был так счастлив! Восемнадцать месяцев я жил в центре Лондона, на Уоррен-стрит. Мои родители были военными, но давно в отставке, они вернулись в Пекин в 1980‑х. Отец участвовал в создании Пекинской фондовой биржи, мать работала в Пекинском бюро финансов. Сейчас оба на пенсии.

Я спросил у Джефри, почему он решил возвратиться в Китай.