Молот Тора - Уильям Дитрих

К моему облегчению, курок с более тихим звуком вернулся на исходную позицию. Глаза освоились с полумраком, и я увидел, что Ренато опустил дуло пистолета, но не убрал его. Он держался настороженно, как дикий кот.

— Мне приказали встретиться с тобой.

— Как удачно для нас обоих. И что же тебе посулили в награду, американец?

Почему бы не сказать правду для разнообразия?

— Возвращение в Париж.

Он рассмеялся, отсалютовав пистолетом.

— Да уж, там жизнь получше, чем в этой разоренной развалюхе. А тебе, видно, сродни комариная преданность. Ты готов улететь, быстро насладившись кровавым пиршеством.

Я опустился на пол напротив него и положил винтовку сбоку, очень слабо веря в искренность нашего приятельского общения.

— Война не мое занятие. Без всякой пользы я таскался четыре дня под проливными дождями.

— Тогда тебе нужно согреться. — Он подкинул мне одну из стоящих возле него бутылей. — Я нашел подходящее вместилище для обнаруженного в погребе шипучего вина, шикарная штука для веселой вечеринки. В приятной шпионской компании! И конечно, я могу поверить в твою комариную сущность, бесполезную, но сильно досаждающую. С другой стороны, я слышал, что ты еще славишься смелостью и живучестью. Да-да, не стоит отрицать этого, Итан Гейдж! Поэтому, вероятно, тебя послали сюда, чтобы забрать мое последнее донесение. Или, возможно, шпионить за мной.

— Вот еще, зачем это мне за тобой шпионить?

— Затем, что тот француз не доверяет мне! Да, нам, интриганам, все предельно ясно. — Он кивнул, подтверждая собственный вывод. — Я не собираюсь винить тебя за то, что ты опять переметнулся к французам. Ты вообще хоть представляешь, каково положение строевого солдата, что значит стоять плечом к плечу в ряду оболваненных идиотов в каких-нибудь пятидесяти шагах от линии огня? — Он передернулся. — Просто поразительно, как армия притягивает новобранцев. Если эти болваны выживают, то потом считают войну кульминацией всей их дурацкой жизни.

В раздумье я сделал очередной глоток вина. Его бутылка опустела уже на две трети, шампанское хорошо развязало ему язык.

— Люди лучше, чем тебе кажется, Ренато, у них есть вера.

Он опять приложился к бутыли и вытер губы.

— Вера в победу Бонапарта? Или в выжившего из ума Меласа? За что они, в сущности, сражаются? Попроси любого из солдат объяснить цель войны столетней давности, и ты увидишь их полнейшее недоумение. Однако они готовы идти на новую бойню. Они идиоты, все до единого. Дураков полно, да я не из их числа.

— Но ты тоже служишь французам, не так ли?

— Увы! — Он подмигнул мне. — Шлюхи стоят дороже, чем платит твой самовлюбленный Корсиканец.

— Наполеон вряд ли поверит в такое, учитывая назначенную тобой цену.

— Я двойной агент, мой наивный друг. Если, конечно, твоя наивность не наигранна. — Он отрыгнул и вновь присосался к бутылке. — Ну да, я шпионю и доставляю сведения одной стороне, а потом перехожу линию фронта и повторяю то же самое. Обе стороны нуждаются в разведчиках, так ведь? И вскоре Бонапарта ожидает сюрприз.

— О чем это ты? — поглядывая на лежащий на его колене пистолет, спросил я и, сделав более полный глоток, прикрыл горлышко пробкой.

— Австрийцы никуда не ушли. Они стягивают силы. А Наполеон разделил свою армию, и в итоге его ждет встреча с многочисленным войском противника.

— Ведь ты говорил ему совсем другое!

Он пожал плечами.

— Если ему хотелось узнать правду, то надо было заплатить мне больше, чем Мелас.

— Но люди пойдут на верную смерть!

— А ты думаешь, что в ином случае они могли бы уцелеть? Бонапарт верит в то, во что ему хочется верить. Он помнит неповоротливых австрийцев четырехлетней давности и не верит в способности Меласа. А тот старик — хитрый лис, уж поверь мне. И уж наверняка достаточно хитер, чтобы обмануть Бонапарта с моей помощью. Поэтому я и сказал французам то, что нужно, и сообщил австрийцам то, что сказал французам. Теперь ваш маленький деспот получит по заслугам.

Он сжал рукоятку пистолета, и я почувствовал себя в такой же безопасности, как откормленный гусь в канун Рождества. Почему он столь откровенен? С задумчивым видом я потряхивал свою бутыль.

— Да, американец, Наполеон получит по своему чертову надменному носу. И когда он проиграет, я продам ему еще кое-какие сведения… В отчаянии он выложит двойную цену, а я опять перебегу к австрийцам и втридорога продам то, что продал ему. Вот так делаются деньги в нашем деле!

— В нашем деле?

— Столкновения противников лбами, — пояснил он, расхохотавшись.

— Ты дьявольски откровенен.

— Вино ударило в голову, — бросил он, пожимая плечами. — Кроме того, я уверен в твоем молчании.

— Потому что я тоже шпион?

— Разумеется нет! — воскликнул он, вдруг пристально взглянув на меня. — Ты похож на меня, американец, поскольку способен понять ценность того, что тебе говорят. Ты предашь меня с той же легкостью, с какой я предал Бонапарта за тридцать сребреников, мотаясь, как и я, из стороны в сторону. Да-да, даже не думай отнекиваться… На твоем месте я сделал бы то же самое. Таков уж наш грешный мир, — заключил он, лениво поднимая пистолет. — Так что этот секрет сойдет в могилу вместе с тобой! Да брось, не хватайся за винтовку! — Он улыбнулся. — Должно быть, ты уже смекнул, что искал я именно тебя, а не Бонапарта. Мои главные заказчики хорошо помнят твои преступления.

— Главные заказчики?

Он взвел курок.

— Неужели ты думаешь, что у ложи короткая память? — Он прицелился мне в грудь.

И в этот момент я выпустил пробку из бутылки.

Его сгубила излишняя уверенность, вернее, самоуверенность. Мне доводилось встречать таких подлых гадов, поэтому я специально потряхивал бутылку, усиливая давление шипучего вина, и перестал удерживать пробку на мгновение раньше его выстрела. Пробка вылетела из горлышка, и винный фонтан залил ему лицо, этого было достаточно, чтобы его пистолет дернулся, а я успел отскочить в сторону. Пуля просвистела мимо и врезалась в стену, выбив из нее пылевое облачко. Поднявшись с пола, он вытащил второй пистолет, но я уже достал из-за пояса томагавк и метнул его в негодяя. Лезвие топорика с треском вонзилось ему в подбородок, разбив вдребезги и пару зубов, и тогда я схватил винтовку. Наши выстрелы прогремели одновременно, но, согласитесь, топор в зубах не улучшает меткости. Ренато промазал, а я нет.

Пуля отбросила его назад, он упал, дернулся и замер. Настороженно поглядывая на поверженного врага, я перезарядил винтовку, готовый в любой момент оглушить его прикладом, потом выдернул из его подбородка томагавк и вытер лезвие краем его куртки. На рассеченных губах Ренато застыло злобное выражение. Отвратительное зрелище, но после двух лет истребления подобных ему мерзавцев мои чувства изрядно огрубели.