Мой любимый враг - Ася Бедная

своей одноклассницей Зиной прекращают обниматься. Мама с опаской озирается на меня, но постепенно отходит к стене и встает вкопанной. Виновница в смерти моего племянника только внимательно смотрит мне в глаза.

— Идите отсюда! Чтобы больше нам на глаза не попадались! — начинаю кричать, разбудив при этом Тимурика.

— Тише, — выставляет руки вперед женщина, пытаясь или меня, или Тимурика успокоить. — Мы уйдем. Только ты не нервничай. Ребенка еще больше напугаешь.

— Вам ли что-то говорить о детях… — цежу сквозь зубы, показывая всю ненависть, которая зародилась во мне сразу после того, как я узнала о трагедии.

— Не дерзи, — вступается за свою мать Андрей, хотя делает это в спокойном тоне, без «наездов». — Мы уйдем. Но если что-то нужно будет, мы слева от вас. В двухэтажном доме.

— Мне от вас ничего не нужно, — отрицательно качаю головой, готовая наброситься на них с кулаками.

Женщина буквально скукоживается от моего взгляда. Это понимает ее сын, поэтому берет мать под руку и просто выводит из дома, напоследок кинув в меня свой пристальный взор. В его глазах нет ненависти ко мне. Но тот факт, что он тоже настроен воинственно — Андрей не даст в обиду мать — я понимаю и принимаю. Будто в войну с ним сейчас вступаю.

— Ты озверела что ли? — верно подмечает мать, когда мы остаемся в доме одни.

— Озвереешь тут…

Мне остается только удрученно осмотреть дом, в котором придется жить какое-то время. Свет теперь есть везде. Здесь даже небольшой телевизор. Рабочий, подключенный к общей антенне, которая показывает всего два канала. Воспоминания из детства вихрем проносятся в голове. Но от всего отвлекает Тимурик, который уже не просто плачет, а кричит.

— Он, наверное, есть хочет, — предполагает мать, принеся из машины сумку с вещами.

Из нее она вынимает смесь и бутылочки, которые пусты. Лишь в одной есть совсем немного воды. Нужно подогреть хотя бы ее, но негде. Пока печь затопишь, Тимурик себе грыжу накричит.

— Я пойду, попрошу теплой кипяченой воды, — говорит мама уже на выходе из дома.

Словно рысь подлетаю к ней и перекрываю выход:

— У кого ты пошла просить?! — прекрасно зная на это ответ.

Мама от такой реакции чуть бутылочку не выронила.

— У Зины и попрошу, — немного испугавшись, но все же твердо проговаривает она.

— Не смей к ним ходить, — не узнавая себя, грожу ей. — Не вздумай заискивать перед ними.

— Катюш, ты спятила? — смотрит на меня мать, раскрыв широко глаза. — На дворе ночь почти. У тебя ребенок голодный. Молока нет. Воды нет! Ты мать или не мать?!

— Это ты меня сюда затащила… — хочу возразить матери, что не по собственной воле я здесь, но тут же до меня доходит. — Постой… Ты знала! Ты знала, что они здесь в соседях! Поэтому ты притащила меня сюда!

Мама не успевает ничего сказать, как раздается громкий стук в дверь. Тут же она открывается и на пороге возникает Андрей. У него в руках ведро с водой и электрический чайник.

— Вот, — ставит он на стол, который стоит в проходной комнате от входа. — В чайнике кипяченая вода. Еще теплая. Я хотел мать чаем напоить, но она не захотела.

— Ты принес нам свой чайник? — спрашивает мама. — А сами как же?

— У нас есть простой. Для плиты.

Он даже не смотрит в мою сторону. Быстро проговаривает, отворачивается и уходит.

Чувствуя собственную никчемность, злая на проявившуюся агрессию, вручаю матери Тимурика:

— Возьми. Я сейчас.

— Катюша, ты куда?! — кричит мама вслед.

Она боится, что я пойду за Андреем и устрою очередной скандал. Но я этого не сделаю. Мне нужно просто вырваться отсюда. Эти стены давят сейчас на меня. Понимая, что я просто бессильна перед обстоятельствами, что не смогу с гордостью вылить воду, поскольку мой сын останется без еды, готова разрыдаться.

И я реву. Реву, пока бегу по дороге вдоль посадки, не смотря себе под ноги. На улице давно стемнело. В этом городе никогда не было нормального освещения, поэтому довольно быстро теряюсь. Выбежав к непонятному мосту, на удивление хорошо освещенному, практически кидаюсь на парапет.

— Стой, ты что?! — мужской крик из темноты.

Только покрутив головой и прищурившись, нахожу обратившегося ко мне человека. Это мужчина. Хорошо слаженный, высокий, в клетчатой рубашке, надетой на белую футболку и в светлых джинсах. Он бежит в мою сторону, а за ним компания из четырех человек. Парни и девушки отстают от него, а потом и вовсе останавливаются. Подбежав ко мне, мужчина начал слегка волнительно и быстро говорить:

— Зачем вы так?! Не надо. Оно того не стоит. Все образуется, вот увидите.

Только спустя минуту, в течение которой смотрю ему в глаза, понимаю, что он подумал о суициде с моей стороны. Его волнение за постороннего человека подкупило. Я даже попыталась улыбнуться, подняв один уголок губы.

— Я не…

— Я знаю, что вы ничего плохого не удумали, — тут же меняет тактику собеседник, улыбаясь своей очаровательной открытой улыбкой. — Меня Никита зовут. А вас?

Глава 7. Катя

Просыпаюсь утром от кряхтения Тимурика. Получив пустышку, сынишка тут же успокаивается и спит дальше. Смотрю в окно, большую часть которого прикрывает сирень. Только из-за нее хочется остаться в этом доме надолго. Очень надеюсь, что цветущие охапки будут большими. Как в детстве. Сейчас же приходится довольствоваться только густой листвой и свежестью. Ведь форточка приоткрыта. И утром в комнату со слегка затхлым воздухом заходит чистый влажный воздух. Он и помогает посмотреть на ситуацию с другой стороны.

В доме тишина. На улице уже рассвело, но я понимаю, что сейчас еще совсем рано. Нужно встать, хоть как-то привести себя в порядок и съездить в магазин за водой. Дополнительные затраты… А денег у нас с мамой не так много. Придется еще и на смеси тратиться. В результате вчерашних событий я совсем потеряла надежду восстановить лактацию. А Тимурик еще совсем мал. До ввода прикорма как минимум два месяца…

Все еще продолжаю лежать в кровати. Боюсь смотреть на себя в зеркало. После моей истерики накануне я наверняка опухшая и с красными глазами. Благо, что сейчас лето и можно будет надеть солнечные очки, чтобы хоть как-то спрятать свое истинное лицо. Меня здесь никто не знает. Но городок маленький, поэтому любые изменения во внешности будут осуждаться на задворках неравнодушными. Конечно, мое состояние можно объяснить пережитым горем, но найдутся люди, которые видели меня вчера в неадекватном состоянии. В том числе и знакомые Андрейы у моста.

Мой новый