Украденная дочь - Клара Санчес

Я продолжала плакать даже тогда, когда мы зашли в свою новую квартиру, расположенную над обувным магазином. Мама была в Таиланде, и Лили жаловалась, что ей приходится все делать самой. Я продолжала плакать и в ванной, и в своей комнате. Даже не знаю, сколько из меня вылилось литров слез. Поначалу они вытекали из глаз, а затем мне стало казаться, что они поднимаются к глазам из желудка — как будто в желудке было целое соленое озеро.

Лили сказала, что эта школа находится ближе всего к нашему дому и что я буду рада этой перемене в своей жизни, потому что монашки в школе — очень ласковые и заботливые.

Когда приходили гости, мы тут же убирали все, что лежало на столе, стоявшем в центре гостиной, и ставили на него большое блюдо с сыром, нарезанным треугольничками, с оливками и миндальными орехами, а также бутылки с пивом, вином и кока-колой. В хорошую погоду мы накрывали такой же стол на веранде, и сразу же завязывалась занимательная беседа. Маме приходилось готовить и подавать еду, а отцу вменялось в обязанность рассказывать гостям забавные истории из жизни таксиста. Мы с Анхелем чувствовали себя бесконечно счастливыми.

Летом к нам приезжали пообедать или пополдничать коллеги моего отца — таксисты, причем чаще всего к нам наведывался со своей женой и детьми один из них, которого звали Освальдо. Он был венесуэльцем и включал музыку в стиле «сальса», благодаря чему наш дом в этот день был самым веселым и шумным во всем квартале. Родители моего отца жили на Канарских островах. Они приезжали к нам в гости лишь пару раз, да и то останавливались в отеле в центре города, потому что им хотелось побольше погулять по центральной части Мадрида (а также потому, что мама не выражала большого восторга по поводу их приезда). Они приглашали нас поужинать в один из дорогих ресторанов, и отец уплетал там за обе щеки, а мама к ресторанной еде почти не притрагивалась. Родители моего отца были высокими, худощавыми, похожими на иностранцев. Они все еще никак не могли смириться с тем, что их сын стал обыкновенным таксистом и не добился чего-то большего (они, похоже, полагали, что жена и дети преградили их сыну дорогу к богатству и славе), хотя я ни разу не слышала, чтобы отец на что-то жаловался, да и вообще он производил впечатление человека, который достиг в жизни того, чего хотел.

Наши бабушка и дедушка со стороны матери, Марита и Фернандо, тоже были для меня и Анхеля почти чужими. Иногда мы отправляли им почтовые открытки, а бабушку Мариту мы называли между собой «бабулечкой», потому что она была по своей комплекции миниатюрной. Когда она садилась на стул или диван, ее ноги не доставали до пола. Мама пошла в своего отца — симпатичного офицера, угодившего в когти к этой «бабенке», которая, по словам моей мамы, всю жизнь любила только валяться в постели и ничего не делать. Всю работу по дому дедушке приходилось делать самому: он ходил за покупками, готовил еду, стирал и гладил белье, оплачивал счета и выполнял все капризы своей жены. «Бабулечка» носила очки с толстенными, как дно стеклянной вазы, стеклами, из-за чего становилось еще более непонятно, за что ее так сильно любит мой дедушка. Желания Мариты были для него законом. По всей видимости, она обладала каким-то особым магнетизмом, позволяющим заставлять окружающих делать то, чего ей хочется. Она вызывала у меня большой интерес, и мне нравилось, что эта некрасивая женщина, обладающая таинственными чарами, приходится мне бабушкой. Одновременно с этим я — из чувства солидарности со своей мамой — испытывала к бабушке и чувство неприязни. Мама, возможно, была единственным человеком, отказывающимся выполнять ее прихоти, и о чем бы «бабулечка» ни просила мою маму, та всегда отвечала категорическим «нет». Мама говорила, чтобы она пошла поискала какого-нибудь другого дурака. Непреклонность моей мамы по отношению к «бабулечке», у которой она была единственной дочерью, выглядела поистине удивительной.

Как-то раз жарким июльским днем, когда небо было ослепительно синим, Анхель вбежал в наш дом и взволнованно сообщил, что он вроде бы видел, что «бабулечка» поднимается вверх по склону, волоча за собой чемодан, по размерам больше ее самой. Я вышла из дома и увидела, что к нам и в самом деле приближается какая-то женщина в белых туфлях. Она тащила за собой чемодан, а через плечо у нее еще и висела белая сумка. Одета она была в черное платье с белыми крапинками. Мама в этом момент ходила по своим клиентам, а отец возил пассажиров на такси. Я уже почти час, сидя в своей комнате, пыталась сделать домашнее задание.

Мы с Анхелем пошли навстречу «бабулечке», чтобы ей помочь. Мы видели ее последний раз на каком-то дне рождения Анхеля, а потом она время от времени звонила по телефону, чтобы поздравить нас с чем-нибудь или узнать, как мы поживаем. Она фигурировала в нашей жизни, но как-то эпизодически. Совсем не так, как деревья напротив нашего дома, которые мы видели каждый день — зимой без листьев, летом с листьями.

Она поставила на землю чемодан и принялась нас вовсю целовать, но сначала, как водится, выразила свое удивление по поводу того, какими мы стали большими. «Это вы? Ого, вы так выросли!» Я, по ее словам, превратилась во взрослую девушку, а Анхель наверняка уже сводит с ума всех девчонок. Мы сказали, что ее совершенно случайно заметил Анхель и что наши родители сейчас на работе. Еще мы сказали, что не могли себе даже представить, что вдруг увидим среди бела дня, как она идет к нашему дому.

Я была рада тому, что в момент приезда бабушки Мариты мамы не было дома, потому что это сделало нашу встречу более непринужденной. «Бабулечка» передала нам подарки. Они были недорогими: у нее явно не водилось много денег. Пенсия, которую получала бабушка, наверняка была небольшой. «Бабулечка» зашла в дом, погладила кошку, а после заглянула в сад. Она стала жаловаться на то, что от ходьбы в туфлях на каблуках у нее разболелись ноги, поэтому она набрала в таз воды и бросила в нее какую-то соль. Опустив ступни в воду, она заявила, что теперь чувствует себя прекрасно. Чемодан, после того как она достала из него подарки, так и остался лежать открытым посреди гостиной. Я закрыла его и перетащила в свою комнату. Я, конечно, могла разместить бабушку в комнате для гостей, однако предпочла достать раскладушку, чтобы «бабулечка» находилась поближе ко мне.

— Мне захотелось вас увидеть, — сказала бабушка, гладя меня по голове одной рукой и массируя себе ступни другой. — Поэтому я не стала звонить твоей маме. Она запретила бы мне приезжать, а мне очень хотелось увидеть, какими вы уже стали большими.

— Родители придут домой довольно поздно. Они много работают.

— Это не важно. Мы сами приготовим ужин и тем самым сделаем им сюрприз.

Анхель ушел на занятия по карате. Я и сама собиралась пойти в кино с подружками, но пришлось этот поход отменить. В бабушке было что-то такое, что вызывало у меня желание побыть с ней. Может, меня привлекал тот факт, что мы чем-то похожи. У нас обеих была очень белая кожа, и вены проступали на ней так сильно, что, казалось, слегка надави — и они лопнут. Глядя на ее руки, я понимала, что и мои руки очень рано станут морщинистыми. Мне казалось, что кожа у нас с бабушкой очень тонкая и что наши предки приехали из страны, не избалованной солнцем.